– Я же вам сказала, подвески Екатерины.
– Это Гукк, кажется, так сказал, – поправил Турецкий. – Когда он вам их привез?
Они сидели на веранде, на втором этаже, в плетеных креслах, подставив лица морскому бризу.
– Ну Гукк сказал, какая разница, – лениво подтвердила Богачева.
– Разница, конечно, несущественная, просто я прежде никогда не сталкивался с тем, чтобы человек говорил о себе в третьем лице.
– Я о себе вам еще ни слова не сказала. Несмотря на то, что вы все вынюхиваете, как ищейка.
– «Как ищейка» – это на самом деле комплимент. Но я все равно не понимаю, – сознался Турецкий. – У вас амнезия. «Подвески Екатерины» – это чьи слова?
– Никогда не думала, что в Генеральной прокуратуре работают такие тугодумы. «Подвески Екатерины» – это мои слова.
У Турецкого что-то неприятно шевельнулось в животе.
– Уж не хотите ли вы сказать, что «Подвески Екатерины»… это название?
Богачева не сочла нужным говорить, только кивнула.
– А кто их так назвал?
– Да почем я знаю? Я вам что – ювелир или историк?
– Историк? – машинально переспросил Турецкий, все больше впадая в панику. – О чем это вы? При чем тут история? Какой Екатерины эти подвески?
Катя снова промолчала.
– ?! – Он вскочил на ноги, опрокинув плетеное кресло.
Генеральная прокуратура -
старшему следователю по особо важным делам
Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
На ваш запрос относительно пропавших у Богачевых ювелирных украшений, именуемых якобы «Подвески Екатерины», сообщаем: таковые действительно существуют, но последние пятьдесят лет находятся в Государственном музее Эрмитаж в Санкт-Петербурге. Двенадцать бриллиантовых подвесок по десять каратов на золотом колье, работы голландского мастера Ван Шваабе, принадлежавшие Екатерине Великой, не могут находиться в частной коллекции, поскольку являются достоянием истории и культуры нашего государства. Этот факт не подлежит сомнению уже многие десятилетия.
Турецкий. Крым, Ялта. 27 августа, 21.30
– Витька, мерзавец! – обрадовался Турецкий звонку приятеля.
– Саша, тут такое дело, – замялся Солонин. – В общем, звонила твоя жена. И сказала, чтобы, это самое…
Турецкий слушал и не верил своим ушам. Витя Солонин, блестящий профессионал, знающий тучу европейских языков, путался в одном-единственном, великом и могучем. Надо было выручать друга. И Турецкий сказал со вздохом:
– Сказала, чтобы я купил лук. Сладкий, ялтинский, красный.
– Ну! – обрадовался Витька. – Ты просто телепат!
Генеральная прокуратура -
старшему следователю по особо важным делам
Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Срочно!
В результате экспертизы и спектрального анализа, проведенных по вашему требованию группой экспертов-криминалистов, химиков, физиков и искусствоведов, установлено, что так называемые «Подвески Екатерины», работы голландского мастера Ван Шваабе, принадлежавшие Екатерине Великой, находящиеся в качестве уникального музейного экспоната в Эрмитаже, не являются подлинными. Колье, абсолютно идентичное оригиналу, выполнено действительно из золота, но не более десяти лет назад, а что касается собственно подвесок, то это так называемые фианиты, искусственные бриллианты, которые научились изготавливать еще много лет назад в ФИАНЕ (Физическом институте Академии наук).
Примите меры, чтобы держать эти сведения в состоянии абсолютной секретности.
У дирекции Эрмитажа возникает закономерный вопрос: стоит ли под благовидным предлогом убрать лже-подвески из выставочного зала?
Турецкий. Крым, Ялта. 28 августа, 12.00
Ни в коем случае не убирать. Ни в коем случае! Не исключено, что преступник может отследить это и спрятаться поглубже.
Но каков жук! Каков гусь!
Украсть экспонат из Эрмитажа?!
Причем не исключено, что уже довольно давно.
То есть лежат себе драгоценности под стеклом, экскурсанты ходят, глазеют, искусствоведы распинаются, что это тут такое уникальное, и никто, никто не знает, что там – туфта!
И еще, кстати, вопрос, сам ли Гукк подменил подвески? Может, он выступал только в роли продавца. Может, он даже не знал, что подвески краденые… Хотя нет, если он – опытный оценщик, то должен был сообщить, с чем имеет дело, и навести справки.
Что же предпринять, черт возьми, сидя здесь, в Крыму?
А чего там предпринимать? Когда неясно, что делать, надо звонить Грязнову.
Грязнов. Москва. 28 августа, 12.15
Софрин пытался что-то сказать, но Грязнов уже держал трубку в руке и орал в нее, не обращая внимания на подчиненного:
– Саня, привет! Как там у вас на югах? Загораешь с девочками?
После этих фраз он надолго умолк, и постепенно его взбудораженно-радостное выражение лица менялось на озабоченное.
– У меня для тебя кое-что есть. Вовка раскопал, – сказал он наконец и в двух словах выложил новую версию. – И вот еще что. Звонила твоя Ирина, просила передать, чтобы ты обязательно привез из Крыма красный ялтинский лук. Знаешь такой? Ну вот. Не пойму только, почему она сама тебе позвонить не может. Не разговаривает? После последнего раза? Ну ладно.
Положив трубку, Грязнов посмотрел на Софрина и закончил прерванную фразу:
– А дальше, Владимир, вот что. Поедешь в Питер, повысишь свой культурный уровень.
От такого поворота Софрин даже привстал со стула.
– Когда?
– Завтра. Отдыхай и собирайся. Утром ко мне за инструкциями. Свободен.
Когда Софрин вышел, Грязнов откатился назад на новеньком кожаном кресле и, забросив по-американски ноги на стол, уставился в потолок. Новая информация и просьба Турецкого, по крайней мере, удивили. Но, следуя проверенному правилу оперативной работы, он решил не откладывать дело в долгий ящик.
Сейчас нужно было найти и прощупать старых матерых медвежатников на момент пребывания их в определенный отрезок времени, а именно тогда, когда подмена подвесок Екатерины в Эрмитаже казалась единственно осуществимой – 17 октября 1989 года, когда они были наконец извлечены из запасников, прошли тщательную экспертизу, подтвердившую их подлинность, и заняли свое место среди прочих экспонатов.
Первым делом Грязнов запросил из муровской картотеки справку о медвежатниках обеих столиц, особо подчеркнув, что его интересует старшее поколение. На следующий день материал лежал у него на столе.