– Ох, знаете, Виктор, сколько мы с ним хлебнули во время войны! Всего и не вспомнить.
– Да, он рассказывал, – опять самым беззастенчивым образом соврал Софрин. И продолжил в том же духе: – Войну вместе заканчивали? В Праге? – Это уже было совершенно наобум.
– Не совсем, сынок, не совсем, – заулыбался старик. И тут же оживился, взбодренный новой мыслью: – А где же сейчас-то Артур Карлыч?
– Отдыхает, – брякнул Софрин, мысленно мчась уже назад в Москву.
– А-а, – понимающе протянул Вячеслав Федорович. – Ну конечно. – И словоохотливый старик порадовал напоследок еще раз: – В последний раз, помню, приезжал с приятелем. Хорошо тогда у меня посидели. Душевно.
Софрин готов был его расцеловать.
– Увидите его, привет от меня передавайте, – жал руку Вячеслав Федорович.
На этот раз Софрин сказал правду:
– Обязательно. При встрече.
Но прежде чем вернуться в Москву, он созвонился с Грязновым, коротко изложил диспозицию и получил указание немедленно обратиться в питерский уголовный розыск. У Вячеслава Ивановича там работал достаточно компетентный знакомый, который был на короткой ноге с начальником отдела кадров всего Эрмитажа.
Два с половиной часа понадобилось Софрину, чтобы получить исчерпывающее досье на Вячеслава Федоровича Турищева. Наибольший интерес пред"ставляли сведения о его службе в СМЕРШе с 1943-го по 1945 год. Служба не прервалась даже после серьезного ранения. Учитывая, что Гукк служил в Красной Армии с 1944-го по 1945-й и, по словам Турищева, был его боевым товарищем, напрашивался закономерный вывод, что и Гукк имел какое-то отношение к СМЕРШу. По крайней мере, в 1944 году. Правда, конечно, это еще нуждалось в проверке. Теперь дело было за архивами военной разведки. Хотя совершенно неизвестно, могли ли эти сведения хоть что-то дать для розыска Гукка и подвесок.
На обратном пути, в поезде, Софрин постарался все разложить по полочкам. Хотел предстать перед Грязновым во всеоружии и с четким докладом.
Итак, первое: Гукк часто посещал Эрмитаж на предмет подвесок. Это ясно как дважды два. Его интерес к ним очевиден.
Второе: последний раз, год назад, приезжал не один. С кем? С подельником? А на кой черт ему ехать с подельником спустя почти что полгода после ограбления? Нет, это пустышка.
Третье: имеет дом или дачу на Волге. Где точно, неизвестно. Необходимо начать поисковые меры в этом направлении.
И четвертое: Гукк предположительно служил в СМЕРШе во время второй мировой войны. А СМЕРШ – это серьезно. И вдруг – оценщик ювелирных изделий. Откуда такая метаморфоза?
Турецкий. Москва. 30 августа, 13.20
Наконец-то он на Фрунзенской набережной. Наконец-то он был дома, и лучше этого ничего нет!
Дочь Ниночка кинулась ему на шею, и даже Ирина милостиво подставила щеку для поцелуя. За давностью времени Турецкий был прощен.
– Как хорошо! – еще раз повторил он и прыгнул на любимый продавленный диван.
– Сладкий лук ты, конечно, забыл, не привез, – мазохистски констатировала супруга.
– Это тот, который красный, который ялтинский? Обижаешь, любимая, – весело возразил Турецкий.
– Где же он тогда? Кроме тоненького дипломата, я никаких вещей у тебя не видела.
– Они все там и лежат.
– Все вещи?
– Ну да.
– Не может быть. Ты надо мной издеваешься? – резонно предположила Ирина Генриховна.
– Да ничуть! – принялся с жаром доказывать Турецкий. – Это же подарок Витьки Солонина. На мой день рождения. Помнишь?
– Не напоминай мне об этом дне, – отрезала она.
– Ну не важно, – сообразил Турецкий. – Но этот кейс – потрясающая вещь. Туда может влезть что угодно.
– И ты засунул туда лук? – ужаснулась жена. – Целую связку?! Сколько там – два, три килограмма?
– Ну да. А по-твоему, мне надо было повесить его на шею и в таком виде идти через металлоискатель в аэропорту? И еще корку Генпрокуратуры на лоб прилепить.
– Подумаешь. Могу себе представить, как на тебя смотрели пограничники, когда ты достал лук из дипломата.
– А никак не смотрели. Чемоданчик проехал на транспортере – его просветили, увидели, что все в порядке, так что открывать его меня даже не просили. Слушай, а куда это Нинка подевалась?
Многоопытные супруги пошли по следу и нашли дочь в прихожей, увлеченно пытающейся вскрыть кейс. Она перепробовала уже массу комбинаций, но все без толку.
– Ничего не получится, даже если ты подберешь код.
– Почему?
Турецкий показал ей два крохотных ключа.
– К каждому замку свой. Но открывается только после набора кода.
– Я и не заметила, что здесь есть замочки, – всплеснула руками Ниночка. – Какие хорошенькие! Папочка, дай я открою, ну пожалуйста!
– Господи, чему ты учишь ребенка! – возмутилась Ирина Генриховна. – Доставай скорей свой лук, и я сделаю салат.
Турецкий засучил рукава. Набрал оба кода, открыл два крохотных замочка и жестом иллюзиониста распахнул кейс, торжествующе взирая на своих женщин. Но что-то в их лицах ему не понравилось. Турецкий опустил взгляд на открытый кейс. И не нашелся что сказать.
Чемоданчик был непоправимо, совершенно, окончательно и безнадежно пуст. В нем лежали три небольших аккуратных кирпича.
Софрин. Москва. 30 августа, 14.00
Копаться в пыли архивов ему не пришлось. Неприятное занятие откладывалось, о чем проинформировал хмурый Грязнов. Архивы оказались засекречены.
Внимательно выслушав Софрина, Грязнов посоветовал переговорить с медвежатниками. Узнать, знаком ли Гукк в их среде. Если да, то в какой оболочке. Дал две фамилии и адреса тех, кто к подвескам отношения явно не имеет, так как в это время пребывал в местах не столь отдаленных. А потому об этом деле, скорее всего, ничего не знает. Риск наделать шуму снижался до минимума.
Некто Сергей Михайлович Хохлов, один из тех, кого Грязнов порекомендовал навестить в первую очередь, хмуро посмотрел на Софрина снизу вверх:
– Знаком такой. Невзлюбил я этого немчуру. Прощелыга из прощелыг. Обманет, глазом не моргнет. Ну, сдавал я ему на продажу и так продавал несколько раз товар. Потом перестал с ним дела иметь. Сердце не лежало. Не видал его давно. Десятка полтора лет. А может, и больше. Не помню…
Словом, задушевных бесед не получилось. Конечно, Софрин другого и не ожидал. Какой уважающий себя вор-рецидивист будет откровенничать с ментом, да еще и стучать?! Но как раз стучать-то никому и не пришлось. Гукка знали, знали как большого специалиста в ювелирном деле, и только.
А Софрину большего и не требовалось. Нетрудно было пораскинуть мозгами и догадаться, что Гукк, скорее всего, скупал и перепродавал краденые драгоценности или выступал посредником в реализации, наживаясь на процентах. Но конкретных доказательств не было. И что самое интересное, перед обществом старик Гукк чист – у него нет никакого криминального прошлого. Ни приводов, ни задержаний, ни привлечений, ни даже жалоб от соседей, не говоря уже об осуждении и отбывании срока. Так что же, тупик?