— У меня своя охрана! Этот человек со мной.

— Нет нужды, — просто ответил оперативник. — И здесь, и на этаже наши люди. Вас проводить?

— Зачем же?… — Женщина словно замялась в нерешительности. — Я и сама прекрасно знаю дорогу. Полжизни прожила в этом доме… на третьем этаже. Ну так что? — Она обернулась к своему охраннику: — Вы тогда свободны, Юрий Юрьевич. Видите, меня в обиду, кажется, не дадут!

Оперативник мог бы поклясться, что она даже обрадовалась сложившейся ситуации, а в ее голосе прозвучал легкий сарказм.

— Будете здесь ожидать или отдохнете где-нибудь часок-другой?

— Желание клиента — это его право. Подожду.

«Хреновый ты охранник, — усмехнулся про себя оперативник, — мало ли что взбредет в голову клиенту! А у тебя твоя работа, и ты не должен от нее ни на шаг отступать…»

— Ваня! — крикнул он второму оперу. — Проводи, пожалуйста, женщину, посвети там. А в подъезде светло, — сказал он уже ей.

Второй опер сбежал по ступеням, взял женщину под руку и увел в подъезд.

Охранник глядел им вслед.

— Слышь-ка, Силантьев, — небрежно заметил оперативник, — а это не ваши нынче обыск-то учинили? На Сызранской! Ну дурные…

— Не знаю, о чем говоришь, — сухо ответил тот и нарочито громко зевнул. — Пойду, что ли, в самом деле, вздремну в машине. Нет ничего хуже капризного клиента!

— Это точно, — согласился оперативник. Он понял, что укол попал в цель. Да и с самого начала было ясно, что никакой это не охранник, а такой же опер, только из другой конторы.

Гоголев сегодня на инструктаже рассказал об обыске, который устроили чекисты, и попросил оперативников при удобном случае, но без особого нажима вставить фитиль бравым «соседям». Получилось. Чем оперативник немедленно поделился с вернувшимся товарищем.

ПОЧТИ СЕМЕЙНЫЙ УЖИН

Встреча была искренней, но настороженной. Это Турецкий заметил по некоторой нервности движений и реплик гостьи. Он наблюдал и прямо-таки поражался точности оценки Лизаветы. «Очень красивая стервоза». И это было сказано не из ревности, а по причине какого-то подспудного женского чутья — сродни собачьему нюху.

Ирина была высокой, с отличным холеным телом, где всякая значительная деталь, если выражаться грубым языком практика, подчеркивалась особо и несла как бы самостоятельную нагрузку. Смысловую, естественно.

Да, конечно, других в Манхэттен-банке держать бы не стали.

Они были представлены друг другу. Лиза говорила суховато-сдержанно, видно, от ее чересчур внимательных глаз не скрылось то восхищение, которое, независимо от воли, прорывается у мужиков при взгляде на роскошную бабу. Но уж кому, как не Турецкому, было известно, как льстит объекту внимания подобный взгляд. «Ну вот, опять победа!» — а после этого наступает естественный момент расслабления. И в самом деле, зачем держать себя в жестких рамках, когда мужик и так «поплыл»?… Очередной урок самонадеянности.

В результате прошедшего дня, с его тайнами, неожиданными находками и открытиями, Турецкий решил избрать тактику почти доверительного, приятельского разговора, основанного на каких-то общих интересах, может быть даже и воспоминаниях.

— Не скучаете по Лонг-Айленду? — спросил по-английски.

Тонкие, изящные брови Ирины изобразили известный рекламный жест движения «Наш дом — Россия» — поднялись «домиками».

— Вы говорите по-английски?

— Увы! — печально развел руками Турецкий. — Чрезвычайно редко.

— Но у вас больше американский акцент.

— Это естественно, потому что в Англии бывать мне не доводилось. А Лонг-Айленд я очень люблю и всегда хоть на короткое время посещаю во время служебных поездок в Штаты.

Турецкий обратил внимание на отчужденный взгляд Лизы и как бы спохватился:

— Ради бога, Лиза, простите меня за невежливость. Я уже давно не слышал хорошей английской речи. — И продолжил по-русски: — Я просто вспомнил Нью-Йорк.

— У вас там есть знакомые? — поинтересовалась Ирина.

— Мне не очень ловко будет так сказать. Есть одна ну совершенно изумительная женщина. — Он хитро оглядел своих дам. — Она мулатка, начальник отдела убийств нью-йоркской полиции.

Женщины засмеялись.

— Не смейтесь, — словно обиделся Турецкий, — я действительно ее обожаю! Но есть там у меня и другая знакомая. Ее очень трудно обожать, но, по-моему, в нее влюблены все, кто знаком с нею. Джеми Эванс — Генеральный прокурор и министр юстиции США. Вот это я вам скажу!..

— И часто вы с ними?… — продолжая смеяться глазами, спросила Ирина.

— К сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы!

— Ишь, какой вы!

— Это все дело прошлое, — печально вздохнул Турецкий. — Правда, мулаточка, как мне однажды сказал мой друг, бывший зам директора ЦРУ, одно время на меня «неровно дышала». Он изучал русский под моим руководством… Ну ладно, вернемся на грешную землю. Где будем стол накрывать, любезнейшая Лизавета Евдокимовна?

— В гостиной, конечно, — ответила Лиза и пригласила следовать за собой.

Ирина кинула на плечо тонкий ремешок маленькой сумочки, в которых обычно носят носовой платок, тюбик помады или сигареты с зажигалкой и, переставляя ноги словно опытная манекенщица, направилась за ней. Следом Турецкий, откровенно пожирая глазами эти волшебные ноги. Женщина не может не чувствовать, когда на нее так смотрят. Ирина не обернулась с укором или, наоборот, поощрением, но всем телом показала, что видит этот взгляд и он не вызывает у нее неудовольствия.

В одну минуту все превратились в хозяев. Застелена новая белая скатерть, расставлены столовые приборы и рюмки. Турецкий лично принес из духовки истекающую жиром и соком баранью ногу, выслушав при этом кучу комплиментов, и водрузил ее на подставке в центре стола. Появились следом горячий лаваш, сулугуни на сковородке, груда зелени, наконец коньяк и открытые бутылки темно-красного, почти черного, молдавского вина.

Широкий жест — прошу! Стали рассаживаться, а Лиза тем временем с возбужденно-сварливой интонацией сплетничала подруге о Турецком, который, требуя от нее чистоты жанра, категорически запретил даже и думать о красной икре и прочих закусках.

— Абсолютно правильно! — поддержала Александра гостья, поглядывая на него глубоким и более чем заинтересованным взглядом. Тайком от хозяйки, которая, как Ирина сразу усекла с первой же минуты встречи, тоже «неровно дышала» на этого любопытного мужика, который… Впрочем, какая разница, что ей говорил на этот счет Юрий Юрьевич. Тот, что сидит сейчас в машине и злится. А он так хотел поприсутствовать — да в любом качестве, даже косвенно.

Баранина получилась просто волшебной.

— Я давно учуяла запах, еще на лестничной площадке, — уверяла Ирина, — но даже и представить не могла, что будет так вкусно! И вина такого замечательного сто лет не пила!