Прошло не менее часа. Наконец Леонтий Натанович откинулся на спинку стула и сказал одно лишь слово:
— Здорово!
Турецкий почувствовал тоску, которая возникала всегда, когда выходило не по его расчетам. Оставался последний аргумент: время.
— Как скоро нужна эта публикация? — спросил наконец главный. — Сколько времени вы можете нам дать на подготовку материалов и прочее?
— Как скоро? Вчера, — вздохнул Турецкий.
— А ближайшее воскресенье устроит?
— Вы имеете в виду первую публикацию?
— Зачем? Все!
— Но каким образом?
— Сейчас объясню, — улыбнулся Леонтий Натанович, этакий простодушный, но мудрый змей. — У нас, как вы, должно быть, знаете, имеется красочное иллюстрированное воскресное приложение. Так вот я подумал, что в пятничном номере еженедельника мы могли бы дать развернутую рекламу с «компотом» из будущей публикации, а все материалы засадить в приложение. Здесь же, по моим прикидкам, не более авторского листа, верно?
— Да, примерно страничек двадцать пять — тридцать.
— Три разворота с картинками — это не проблема, Александр Борисович. Но у меня еще один вопрос. Если можно.
— О чем речь, разумеется, все, что в моих силах…
— Я скажу честно, не люблю играть втемную. Мне не нужна ваша подноготная, но хоть главную свою цель вы мне можете объяснить?
— Запросто. Материалы, как вы изволили убедиться, изъяты, а попросту, вероятно, украдены из архива Михайлова. Кем, когда и как — на эти вопросы нам, скорее всего, уже никто не ответит. Заинтересованные люди мертвы. Но, что усугубляет ситуацию, покинули наш бренный мир они не по своей воле, а, правильнее будет сказать, вопреки ей. Если желаете, я вам выдам ну… одну из версий следствия, которую вы, в свою очередь, вольны принимать за главную. Киллер, нанятый для убийства владеющего этими материалами журналиста, как вам известно, заодно убрал и американского консула. Последний, по нашим предположениям, собирался выкупить у Кокорина эти материалы, но не успел. Кто ему поручил это, можно догадываться. Связь российской эмиграции с ЦРУ не делает ей чести, а документы, как вы читали, указывают на это. Так кто же был заинтересован? Как ЦРУ, так и Михайлов. Если всплывет на свет божий эта информация, ни о каком директорстве, да и просто уважении коллег, он и помыслить не сможет. Это его политическая смерть. А ЦРУ простит ему подобную потерю документов? И тут ведь немаловажный вопрос. Так что, защищая честь своих мундиров, они способны на такие мелочи, как ликвидация лиц, проникших в их тайны. Мне пока не совсем ясна роль консула. Возможно, он просто случайная жертва обстоятельств. Вот такова, на мой взгляд, версия. Назовем ее для себя удобной. Объясняющей. Устроит?
— Но удобная совсем не значит — верная. Не так ли?
— Вы абсолютно правы. Однако в данном случае, могу вас уверить, иных просто не окажется.
— Значит, и удобная, и верная?
— Вот именно. И ваша публикация явится направленным взрывом, который вызовет нужный нам общественный резонанс и позволит правоохранительным органам Соединенных Штатов принять эти документы к рассмотрению. Иначе гибель их консула окажется безнаказанной.
— А вы на что? — хитро прищурился главный. — Насколько мне известно, убийства-то произошли тут, а не там?
— Мы установили убийцу. Возможно, удастся его арестовать. Но он находится за границей, вне нашей юрисдикции. Конечно, мы потребуем его выдачи российскому правосудию как совершившего преступление на территории нашего государства. Уверяю вас, это не короткая история. А речь в данном случае идет о заказчике. И вот тут уже, скажу лично вам и по большому секрету, я почти уверен, что полностью доказать вину Михайлова ни мы, ни американские коллеги не смогут. Вы же читали историю с подменой ножа, со свидетельствами в пользу Сахно? Вряд ли американское правосудие сегодня станет возвращаться к проблемам почти десятилетней давности. И вот здесь как раз и важен общественный резонанс. Михайлова не посадят на электрический стул, но его, повторяю, весьма охотно превратят в труп — политический. И это не так уж мало. По нынешним-то временам, уважаемый шеф-редактор. Вы не согласны?
— Политика правит правосудием…
— Мы еще очень несовершенны.
— Поэтому и версии — удобные! — не спросил и не ответил, а так, констатировал с улыбкой главный.
Он был совсем не дурак. И все прекрасно понимал. Но еще важнее было для Турецкого, чтобы у журналиста не возникло и тени опасения, что его подставляют. Все должно выглядеть стопроцентно правдоподобно. Ну — на девяносто девять. А остальное — на сомнения. Не мог же Турецкий пересказать ему суть утреннего разговора с начальником службы президентской охраны! Конечно, политика!
— Вероятно, к материалу нужно будет сделать небольшое предисловие? Есть необходимость излагать какие-то версии следствия?
— А зачем? В архивах редакции оказались копии собранных покойным журналистом материалов, которыми он пользовался при работе над циклом своих очерков. Видя, что следствие ничего определенного вам говорить не собирается, вы провели собственное, как это нынче принято, журналистское расследование. Которое и предлагаете своим читателям. Подсказываете и следствию, как надо работать. Все, как видите, в пределах.
— Еще вопрос: вы настаиваете, чтобы публикация выглядела именно так, как предложено вами? Или у нас могут возникнуть и какие-то свои, скажем, композиционные варианты?
— Вы, Леонтий Натанович, профессионалы и вправе делать так, как представляется вам наиболее целесообразным. Но нам хотелось бы, чтобы отмеченная нами необходимая, обязательная информация не утонула в потоках эмоций, до которых оба автора были великие охотники. Вы наверняка это заметили. А вычеркнутые имена и фамилии категорически не должны оказаться в тексте, ставьте NN, что угодно, любые буквы. Я подчеркиваю: категорически. Вот и все условия. Они, полагаю, не так уж сложны и сомнительны в этическом плане. Наоборот, воздадите должное погибшему журналисту, вспомните лишний раз жертвы тоталитаризма, а заодно добрым словом помянете славную нашу эмиграцию, среди которой, кстати, как и везде, по пословице: в семье не без урода. Но это я, по-моему, уже о послесловии заговорил. Не нужно. Умный и так поймет, а с дураком только время терять.
— Я думаю, мы поняли друг друга. И вот теперь последний вопрос. Какова будет дальнейшая судьба публикации?
— Скажу так. Если вопрос решится положительно, не исключаю, что возьму с собой несколько экземпляров, вы, пожалуйста, позаботьтесь об этом, и покажу их в Штатах. Скорее всего, я буду в Вашингтоне и Нью-Йорке.
— А вы не хотели бы там на минутку почувствовать себя специальным корреспондентом нашего еженедельника?
— Заманчиво, — улыбнулся Турецкий. — Но боюсь, что мои коллеги из «Новой России» захотят того же. А я стараюсь быть верным человеком.
— Похвально. Гранки не желаете посмотреть?