— Дайте ему халат, — указав на Грыжина, бросил Ермаков охране и, опираясь на трость, пошел к грузовому лифту. Лифт для персонала уже отключили. Иван Григорьевич с трудом натянул халат поверх своего генеральского кителя и поднялся на третий этаж по лестнице. Медсестра средних лет, с сеточкой мелких морщин вокруг внимательных бесцветных глаз, провела его в кабинет заведующего отделением:
— Просили вас обождать тут. Сам пока готовится. Побегу помогать.
Иван Григорьевич, кряхтя, сел на диван и из кармана кителя извлек плоскую фляжку.
Затем он не спеша открутил крышку и сделал большой глоток.
— Теперь держись, сынок, — негромко проворчал генерал и откинулся на спинку дивана. Он припомнил, что они знакомы немногим более десяти лет. «А сколько всего накрутило за эти годы», — подумал Грыжин. Все началось со звонка в новгородскую квартиру дочери. Он позвонил в то время, когда молодой сыщик начал следствие по делу убийства начальника областного потребсоюза Кадкова.
— Как тебя зовут, капитан? — спросил тогда заместитель министра.
— Петей, — ответил Ерожин.
Через несколько дней Соня приехала в Москву. От дочери Иван Григорьевич и узнал, что мужа застрелила она. Генерал тогда подумал, что капитан Ерожин — хитрый парень и захочет за свое благодеяние помощь заместителя министра в карьере. После первой личной встречи, когда они оба выпили в баньке замминистра, генерал понял, что сильно ошибался.
Парню просто приглянулась его дочка, и тот, засадив в тюрьму тунеядца Эдика, ее прикрыл.
Вот теперь Эдик расправился с Соней, да и еще дел наворотил. Что и говорить… У них с Петром Ерожиным все эти годы Эдик Кадков лежал камнем на сердце. Каким бы он не был проходимцем, убийства ведь он тогда не совершал!
Это они с Ерожиным сломали ему жизнь, превратив парня в зверя. Поэтому Петр и пошел на таран. Они встретились как на дуэли. Да нет, в случае с Эдиком это была скорее охота — один на один, как на медведя с рогатиной.
Поначалу Петра Григорьевича с Ерожиным связывала их общая тайна, но постепенно генерал привязался к Петру, и тот стал для него вроде сына. Грыжин ценил талант сыщика.
И хоть ворчал, что слабость к прекрасному полу мешает Ерожину добиться больших чинов, в глубине души он гордился парнем и симпатизировал его бесшабашности и презрению к званиям и карьере.
Генерал посмотрел на часы и снова потянулся к фляжке.
«Пора бы им быть», — подумал Иван Григорьевич и глотнул своего любимого армянского коньяка «Ани».
Время шло. Ермаков заходил несколько раз, но надолго не задерживался. Генерал все чаще поглядывал на часы:
«Только бы довезли нормально. Что-то долго они тянутся», — в очередной раз забеспокоился Иван Григорьевич и услышал стук женских каблучков.
В тишине больничных коридоров они звучали оглушительно громко. Дверь кабинета открылась, и Грыжин увидел жену Петра.
— Дядя Ваня! — проговорила Надя и бросилась к генералу.
— Довезли? — спросил Грыжин.
— Довезли. Профессор уже его смотрит. — Молодая женщина прижалась к Ивану Григорьевичу, с трудом сдерживая слезы. Грыжин обнял Надю и почувствовал, как она дрожит в его руках.
— Не надо, девочка. Ты умница. Ты сделала все, что могла. Петро выдюжит. Он мужик крепкий. Ты не сомневайся.
— Правда? Вы правда так думаете? — всхлипнула Ерожина.
— В хорошие руки мы твоего мужа сдали.
Ермаков сам ногу на войне потерял. Он цену конечностям по себе знает. Зря резать не будет.
Если уж и решится, значит, по-другому нельзя.
— Я понимаю. Только бы жил, — вздохнула Надя и достала носовой платок.
— Вот и молодец, что понимаешь, — похвалил Грыжин девушку и подумал: «Нормальную бабу взял Петро в жены. Хоть и тоща, а сострадает мужу».
В коридоре снова послышался стук каблуков, но на этот раз шагающих явно было больше. Через минуту в кабинете заведующего отделением сидеть было не на чем. В больницу прибыло семейство Аксеновых почти что в полном составе. Не хватало только Любы и Глеба.
Марфа Ильинична привезла корзину с провизией. При виде продуктов Надя вспомнила, что очень давно ничего не ела. Хозяйничала Марфа Ильинична. Она поставила электрочайник и принялась выкладывать на рабочий стол профессора привезенные деликатесы.
Елена Николаевна пыталась уговорить Надю перекусить, но дочь от волнения потеряла аппетит:
— Мама, еда не лезет в горло. Давай дождемся заключения профессора…
— А я, с вашего разрешения, закушу, — сообщил Сева Кроткий. Он заметно похудел, но с тех пор как Надя его видела в больнице, уже успел немного наверстать в весе.
— Ты, Карлсон, ешь, а я пока не могу, — грустно сказала Надя.
Аксенов стоял молча и теребил пачку «Ротманса». Закурить в кабинете профессора он не решался.
— Если помрешь с голоду, кто станет мужа выхаживать? — стыдила Надю бабушка.
В одиннадцать вечера в больнице появился Бобров.
— Ну как дела? — спросил он, неловко застегивая белый халат.
— Пока не ясно. Ждем профессора, — ответил генерал.
— Вижу, неплохо ждете, — заметил полковник, оглядев профессорский письменный стол, заставленный тарелками со всевозможной снедью.
— Присоединяйтесь, Никита Васильевич, — предложил Аксенов.
— Я из дома, — отказался от еды Бобров. — Моя помощь нужна?
— Ты бы, полковник, проследил, чтобы Глеба на трассе не дергали. Он без документов на машину по шоссе идет, — попросил Грыжин.
— Его с Питера ведут. Не беспокойтесь, Иван Григорьевич, — успокоил Бобров.
— Для вас мой кабинет не маловат? — спросил возникший на пороге профессор, с изумлением оглядывая собрание родственников и друзей.
Надя бросилась к Ермакову, остановилась возле него, но сказать ничего не смогла.
— Ты кто? — Профессор оглядел с ног до головы бледную красавицу, но ответа не, дождался.
— Это его жена Надя, — пришел на помощь Грыжин.
— Только, милочка, не падайте здесь в обморок, — строго предупредил Ермаков и, улыбнувшись, добавил:
— Мне на сегодня вашего мужа вполне достаточно.
— Как он? — еле прошептала Надя.
— Будет жить. А при такой красавице жене, по-моему, будет жить очень даже неплохо, — ответил Наде Константин Филиппович.
И, поняв, что данных слов для нее недостаточно, прошел к своему креслу, резво освобожденному Севой, и устало уточнил:
— У вашего мужа сломано несколько ребер. Одно раздроблено. Маленький осколок ребра откололся. Его пришлось удалить. Именно это, а не пулевое ранение давало температуру. Простреленная нога тоже запущена. Но.., капельницы, антибиотики… Интенсивная терапия… Через две недели заберете.