Наконец дверь в доме открылась, и пожилой мужчина окликнул собак. Пытаясь разглядеть, на кого брешут его псы, хозяин направился в их сторону.
— Помогите! Мне нужна помощь! — собрав последние силы, взмолилась Вера.
— Кохт! — крикнул мужчина псам, те поджали хвосты и попятились. — Проходите, не бойтесь, они не тронут, — пригласил мужчина. Он говорил по-русски с едва заметным акцентом. Вера хотела шагнуть к нему навстречу, но не смогла.
— Я же говорю, барышня, они вас не тронут. Я приказал им идти на место, — пояснил хозяин, подходя к Вере.
Она протянула к нему руки и крикнула:
— На хуторе Матти злые люди, — и потеряла сознание.
* * *
Слава дождался начальства, хотя подполковник явился через два с половиной часа. Грушина он застал без штанов, потому что тот переодевался в штатское.
— Как же ты его упустил, растяпа? — поморщился подполковник, натягивая цивильные брюки. Так поздно работать он не привык, оттого спешил и никак не мог попасть ногой в штанину.
— Он очень ловкий парень. Я не ожидал, — оправдывался старший лейтенант., — Ладно, замнем… Когда ты хочешь послать группу? — Подполковник покончил с туалетом, облегченно вздохнул и присел в кресло.
— О времени я не подумал.
— Ты говоришь, они из гимназистов? Гимназия — это учреждение детское, и раньше восьми там уроки не начинают. Бери группу завтра в семь и прихвати своих малолеток по дороге на занятия.
— Так точно, товарищ подполковник, — ответил старший лейтенант.
— Да брось ты, Славка. Мы не на параде. Мне до вашей субординации, как воробью до цапли. Иди работать… — И, глянув на часы, поправился:
— Иди отдыхать.
— Так точно, Михаил Прохорович. Иду отдыхать, а вы ширинку не забудьте застегнуть. — И, стараясь сохранять серьезное выражение лица, Синицын покинул кабинет начальника райотдела. Вернувшись к себе в комнату, он позвонил Лене.
— Сижу дома как дурочка. Уже восьмой час! Ты раньше проявиться не мог? Я обед три раза разогревала, — обиженно выговаривала Шмелева. — Голубцы по кулинарной книге сделала. Вкусно. Сама удивляюсь.
— Еду голодный, как черт! — крикнул в трубку Слава и пулей вылетел со службы. Есть он действительно хотел, поскольку в обед «призрак» помешал ему дождаться пельменей.
Сегодня был обыкновенный будний день, и в метро, как в пасть гиганского чудища, опускалась бесконечная масса закончивших работу москвичей. Такое количество людей напомнило Славе страшное изречение Сталина, которое он недавно услышал по телевизору. Вождь всех народов сказал, что смерть одного человека — трагедия, а миллионов — статистика. Плотная масса горожан смотрелась как одно целое безликое море.
Синицына внесли в двери, пронесли до эскалатора и втолкнули в вагон. Он мог не держаться, не касаться пола, а поджать ноги и зависнуть. Упасть народ бы не дал. Единственная задача пассажира заключалась в том, чтобы на нужной станции пробиться к выходу.
Поезд подходил к «Арбатской». Синицын стиснул свой кейс и всем телом устремился к дверям. Возле самой станции он вдруг почувствовал острую боль в боку. Но вскрикнуть не успел. Двери вагона раскрылись, и его вынесло на платформу. Больше Слава ничего не помнил. И, открыв глаза, не мог сообразить, почему к нему тянутся какие-то шланги и трубки.
— Порядок. Теперь оклемается, — услышал он где-то сбоку, но голову повернуть не смог. Голова оказалось привязанной. Тогда Синицын скосил глаза, а это он делать умел, и увидел здоровенного мужика в белом халате. Тот стоял рядом, но смотрел не на Синицына, а на темный экран какого-то прибора. На этом экране возникали черточки и тире, смысл которых Слава не понимал.
— Где я? — просипел он.
— Лида, по-моему, он что-то вещает, — сказал мужик в халате.
Слава почувствовал, что над ним кто-то склонился.
— Где я? — повторил он, стараясь изо всех сил быть услышанным.
— Интересуется, где находится, — озвучила медсестра речь раненого.
— Ты, парень, на этом свете. Тебе крупно повезло. Ножичек прошел в двух сантиметрах от печенки и поджелудочную не зацепил. Теперь поднимешься быстро и будешь жить вечно, — громко пообещал мужик в халате, затем тоже наклонился к Славе, зацепил его веки жесткими пальцами и, оттянув их, осмотрел зрачки.
Слава унюхал запах карболки, дорогого одеколона и слабый коньячный перегар.
— Петр Гордеевич, может, пустим к нему народ? Его навещатели по коридору, как волки в клетке, топают.
Слава наконец рассмотрел медсестру Лиду. Это была крупная брюнетка с лебединой шеей и огромной грудью.
— Мать и жену пусти. Остальных гони к едрене фене. Ему сегодня надо силы беречь, а не соболезнования принимать, — грубовато распорядился доктор. Слава подумал, что у него пока нет официальной жены, и хотел сказать об этом. Но не смог, потому что уснул. Во сне он ощущал прохладные женские руки, которые гладили ему лоб и виски, слышал ласковый шепот Лены, любящие вздохи матери и улыбался.
На рассвете Синицына отключили от аппарата и разрешили покормить домашней пищей. Лена с Верой Сергеевной дежурили возле Славы всю ночь. Утром, поняв, что сын идет на поправку, мать поехала домой готовить раненому бульон и протертые овощи, а Лене поставили в палате раскладушку, и она сразу уснула.
Днем Синицын принимал сослуживцев. Те приволокли такое количество провизии и фруктов, что ими можно было накормить весь райотдел. Подполковник Грушин явился с пивом и воблой, считая, что этот чудодейственный набор имеет и целебные свойства. Доктор объяснил начальнику, что он не прав, и для убедительности покрыл подполковника матом.
— Понял, — нисколько не обидевшись, отозвался Михаил Прохорович и тут же угостился за здоровье доктора, чего тот не осудил.
Хирург Петр Гордеевич к спиртному относился уважительно и после удачной операции всегда позволял себе сто пятьдесят «Белого аиста», запашок от которого и учуял Слава.
После пяти с ним осталась только Лена. Вере Сергеевне уходить не хотелось, но она из соображений такта себя заставила. Слава уже мог вертеть головой и с удовольствием следил глазами за невестой. Лене очень шел белый халатик, который ей выдала сестра-хозяйка, и Слава невольно девушкой любовался.
— Как здорово, что у меня такая красивая жена, — произнес он мечтательно.
— Еще не жена, а чуть не стала «такой красивой» вдовой, — отреагировала Лена. — Угораздило же меня связаться с ментом!
— Ленка, доктор сказал, что мне сейчас нужны положительные эмоции, а ты ноешь, — позволил себе покапризничать Синицын.
— Ладно, проехали. — Лена подсела к нему на постель и погладила по щеке. — Господи, какой ты колючий!
— Я же сутки не брился, — пожаловался Слава. — Вот завтра поднимусь и побреюсь.