От напряжения у Вадима заломило в висках. Глаза привыкли к темноте, он видел, как на той стороне кольцевой вдоль обочины передвигаются какие-то люди, словно бы таскают тяжелые мешки. Но кто таскает и кого таскают — понять это было невозможно. И еще одно сверлило мозг: знают ли об этом Федоров и Меркулов.
Они знали. И так же, как для Вадима, появление вертолета было для них полнейшей и ошеломляющей неожиданностью.
— Вот, значит, что было под брезентом на маратовской автобазе! — воскликнул Меркулов. — Никакие не фуры! Никакое не оружие из Приднестровья! Вертолет! Все продается! Проклятое время! Проклятая Богом страна! И вот почему «бээмвухи» были пустые! Они должны были забрать их — после дела! Не догадался! Совок проклятый!
— Да как же можно было догадаться! — попытался успокоить его Федоров.
— Обязан был! За это мне деньги платят!..
При первых звуках выстрелов Меркулов схватил Федорова за плечо.
— Что там происходит?
Не отрываясь от стереотрубы, Федоров показал рукой на монитор включенной видеокамеры:
— Сами смотрите!
На экране сновали зеленоватые фигурки, сходились, падали, поднимались, снова сталкивались. Мелькали вспышки выстрелов: короткие — пистолетные, длинные — из автоматов. Но где чьи люди — не различить.
23.43.
Включилась рация:
— «Третий» вызывает «Первого».
«Третий» — это был старший группы захвата, посланной сюда, на девятнадцатый километр.
Федоров выхватил из рук оператора микрофон:
— Я — «Первый». Слушаю!
— Докладываю: десант обезврежен. Обезврежен десант. Пять трупов, трое раненых, четверо взяты.
— Наши потери? Есть?
— Есть. Двое. Насмерть. Трое ранены.
— Нашим «скорая» нужна?
— Нет. Царапины.
— А тем?
— Да пусть хоть сдохнут!
— Главный объект на подходе, — предупредил Федоров. — Движется от Капотни.
— Готовы. Ждем.
— До связи!..
Федоров вернул микрофон оператору:
— Еще двое… Молодые ребята. Будущее нашей несчастной России. Как же смотреть в глаза их женам, детям, их матерям! Не уберег!
— Не уберегли, — поправил Меркулов. — Такая уж у нас работа, Юрий Александрович. Такая вот она, эта проклятая работа!.. Да куда же Турецкий с Яковлевым запропастились?!
23.46.
В последний раз завизжали на повороте шины «жигуленка», машина резко затормозила перед ярко освещенным постом ГАИ. Погас проблесковый маяк, умолкла сирена.
— Останавливай весь транспорт! — приказал Турецкий лейтенанту и подбежал к гаишнику, проверявшему документы у водителя «МАЗа» с двадцатиметровым кузовом.
— Генпрокуратура России, старший советник юстиции Турецкий. Не проходил здесь красный микроавтобус «тоёта»? Минут пять — десять назад?
— Красная «тоёта»? Нет.
— Точно?
— Точно.
— Немедленно перекрыть движение! Заводись! — приказал Турецкий водителю «МАЗа». — И вставай поперек дороги! Быстро, быстро!
Перед лейтенантом, вышедшим на середину проезжей части с поднятым вверх жезлом, уже затормозило несколько машин. Движение было не слишком оживленным, но подходили все новые «Волги», «Жигули» и грузовики.
Турецкий извлек из кобуры свой «ПМ», передернул затвор, сунул руку с пистолетом в карман куртки и побежал по обочине вдоль растущего затора, высматривая красную «тоёту». Он увидел ее под Варшавской эстакадой, она застряла в пробке. Рядом с водителем сидел второй, его напарник. В глубине микроавтобуса виднелись три женские головы, это были мать, жена и дочка Вадима. Слева от «тоёты» стояли «Жигули» с Яковлевым и оперативником. Они явно блокировали «тоёту» — на случай, если та развернется и попытается уйти в обратную сторону.
«Грамотно», — отметил Турецкий.
Он обошел «жигуленок» сзади, жестом приказал Яковлеву и оперу: на выход. Они поняли Турецкого без слов: вылезли из машины — неспешно, словно бы разминаясь после дальней дороги.
Турецкий открыл дверцу «тоёты» с пассажирской стороны.
— Ребята, закурить не найдется? А то сколько еще торчать в этой пробке?
Ни водитель, ни его напарник на Турецкого даже не посмотрели. Они тревожно вглядывались вперед, пытаясь понять причину задержки.
— Пошел отсюда, козел! — раздраженно бросил пассажир «тоёты» и потянулся закрыть дверь.
Турецкий вскинул свой «ПМ»:
— Не двигаться! Шевельнетесь — конец!
Одна из женщин в глубине микроавтобуса испуганно вскрикнула, а другая неожиданно засмеялась и громко сказала:
— Так их, фашистов! Зер гут!
Тем временем Яковлев с опером распахнули вторую дверь и выбросили водителя из машины. Через полминуты он был уже в наручниках. Яковлев обежал «тоёту», ткнул пистолетом в бок пассажира, которого Турецкий держал на прицеле:
— Вылезай! Руки за спину!
Наручники защелкнулись и на этом.
Турецкий кинулся, лавируя между машинами, назад, к посту.
— Открывай движение! — на ходу крикнул он лейтенанту, вбежал в стекляшку ГАИ и связался с Меркуловым.
— Почему раньше не доложил?! — едва выслушав его, гневно бросил Меркулов.
— Пытался на ходу — сплошной треск. И не о чем было докладывать.
— Закончишь — двигай к Каширке. Там все наши машины. Вадиму сообщил?
— Нет еще.
— Какого дьявола ждешь?! Немедленно звони! Передай: десант убран. Конец связи.
— Марат приехал? — успел спросить Турецкий.
— Подъезжает!..
Турецкий схватил трубку городского телефона, вытащил листок с номером пейджера и набрал телефон оператора фирмы «Информ-Экском».
— Передайте для абонента 10-132: «Десант убран. Семья у нас. Немедленно уезжай. Турецкий».
— Принято, — сообщила девушка-оператор.
— Через сколько времени придет текст?
— Минут через шесть-семь.
— Поскорей, миленькая! — взмолился Турецкий. — Как можно скорей!..
23.58.
— Есть перехват! — сообщил оператор Федорову. — Радиотелефон!
В динамиках зазвучало:
— Ашот! Слышишь меня?.. Ашот!..
— Слышу, да. Слышу.
— Что у тебя с голосом?
— Так, охрип немного…
Марат не мог знать, что Ашот, скованный наручниками, сидит в грязи, привалившись спиной к гусенице бульдозера, а рядом с ним — двое в черных вязаных шапках с прорезями для глаз: один держит перед ним трубку радиотелефона, а второй упирает ствол пистолета ему в горло. Но что-то Марата насторожило.