Через минуту в дверь позвонили.
Гадая, как объяснить свое присутствие здесь, если вдруг пришли соседи за солью, Марк на цыпочках подошел к двери, посмотрел в глазок. Но ничего не было видно — на площадке было темно. Марк различил только неотчетливый силуэт, не отличающийся высотой и шириной, по всей видимости женский. Поэтому он постеснялся спросить: «Кто?» — за что получил бы, наверное, от начальства нагоняй, он просто открыл дверь, точнее, приоткрыл так, чтоб, увидев пистолет, можно было молниеносно ее захлопнуть, упасть на пол и откатиться в относительно безопасное место.
2
На пороге стояла девица, юная скороспелка, не красавица, но смазливая, с в нужных местах отчетливо выпуклой фигурой. На вид ей можно было дать не больше шестнадцати лет. Вся ее расхлябанная, хоть и не без природного изящества, поза свидетельствовала, что нет у нее никаких агрессивных намерений. Это Марк Майер, чьи способности отметил сам Рольф Бранд (айкидо, 5-й дан), почувствовал сразу и, приоткрыв дверь пошире, спросил:
— Тебе чего?
— А впусти.
— Заходи.
Вошла, рассматривает его с бесцеремонным любопытством.
Не пуская ее дальше прихожей, Марк повторил вопрос:
— Так чего тебе?
Она скорчила рожу и запричитала плаксиво:
— Дяденька, дай «херши» напиться, а то так кушать хочется, что переночевать негде!..
— Ну-ну! — строго оборвал ее шутовство Марк. — Слыхали. Ты кто? На цыганку вроде не похожа…
— Погорельцы мы…
— Что, личный «боинг» сгорел?
— Ага! — обрадовалась она.
— Ладно! Говори, чего надо, и — домой!
— Куда домой? Я дома!
— Ты? — растерялся Марк.
— Живу я здесь!
— Врешь, наверное? — покачал головой Марк.
— Чтоб я усралась и воды не было!
— Ну ладно, если живешь, почему звонишь? Своим бы ключом открыла, а?
— Ох-ох, какой умный! А если шнурки ключи забрали, чтоб домой вовремя приходила!..
— Кто?
— Шнурки? Предки!
— Родители, что ли?
— Ну да! Слушай, ты же молодой, чего базара нашего не знаешь?
— Я из деревни.
— Да? А с виду совсем бундесовский мэн!
— Ладно, хозяйка, если не веришь, угости родню из деревни кофе.
— Да? В деревне, по-моему, только самогон пьют.
— Это смотря в какой.
— Нет, я не за этим пришла.
Девчонка сбросила в прихожей на тумбу куртку и, оставшись в джинсах и мохнатом свитере, по-хозяйски двинулась в комнату. Марк шел за ней, все больше сомневаясь в том, что эта пигалица бывала в квартире раньше.
Девушка зашла поочередно в одну, в другую комнату, в конце концов остановила свой выбор на той, где отдыхал Марк, — с велюровым диваном. Девица с размаху хлопнулась на его широкую упругую поверхность, которую язык не поворачивался назвать сиденьем.
— Меня зовут Оля.
— Меня Гена. Так чего пришла?
— Хочу, чтоб ты меня полюбил!
— Хорошо, я тебя люблю.
— Э нет, устное творчество мне душу не терзает. Люби меня на этом диване!
— А может, лучше на полу?
— Давай!
— А в лифте?
— М-м… Не, к лифту я еще не готова.
— Оля, ты где живешь?
— Тебе это знать не обязательно.
— А сколько лет, можно узнать?
— Можно. Скоро будет пятнадцать.
— Тогда иди ты, Оля, домой. За тебя дадут больше, чем ты стоишь…
Ольга согнала с лица озорную и немного вульгарную, похожую на оскал улыбку:
— Тебе не этого надо бояться, Гена-крокодил. Это когда еще случится или не случится. А если спать со мной не будешь, тебя убьют!
— Это кто же?
— Кто надо!
Марк пытался понять, что это за девчонка, кто и с какой целью послал ее сюда. Впрочем, может быть, она раньше приходила сюда к тому офицеру, который холостой? Маловероятно, слушатель военной академии не станет ради смазливой дуры рисковать погонами и перспективами. Если, конечно, здесь живут настоящие слушатели, а не какой-нибудь левый контингент. Трудно было найти этому логическое объяснение. Собственно говоря, логика — далекая от алогичной жизни вещь. Но и такого абсурда, который происходил сейчас на двух десятках метров казенной жилой площади, не должно было быть.
— Если бы сейчас было лето, я решил бы, что ты перегрелась на солнце. Ну а раз всего-то ранняя весна, значит, на почве порнухи вскипела дурная кровь, — сделал вывод Марк. — Сейчас перекусим чего-нибудь, и отведу я тебя домой, к папе и маме. Так?
— Не-а! — кокетливо улыбнулась она.
Марк вздохнул и поплелся на кухню.
Сварил кофе, сделал по паре бутербродов с колбасой и сыром «Виола», взгромоздил все на поднос, потащил в комнату и остановился, ошарашенный, в дверях.
3
За те десять минут с небольшим, что он провел возле кухонного стола, Ольга устроила следующее: погасила верхний свет и включила ночник над диваном, повозилась возле музыкального центра и включила негромкую, но отнюдь не убаюкивающую музыку.
Сама она совершенно обнаженная лежала на диване, закинув за голову руки, так что маленькие упругие грудки задрались вперед и вверх, открывая нежную белизну кожи у основания грудей. Ноги с полудетским бесстыдством и непосредственностью раскинуты, открывая небольшие, рыжеватые, полупрозрачные в мягком свете кудряшки.
Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, затем Марк осторожно поставил поднос на одну из перевязанных коробок и, теребя пальцами ремень, подошел к дивану.
— Ты что, милая, хочешь меня убедить, шо этими маленькими ножками уже успела желоб на панели протопать?
— Чево? — брякнула Ольга.
— А повернись-ка, посмотрю, так ли ты совершенна сзади, как спереди.
— У, извращенец! — хихикнула она.
Однако послушно начала поворачиваться спиной.
Одним движением Марк выдернул из брюк джинсовый ремень и сильно, но не чрезмерно стегнул по нежно-розовым половинкам Ольгиного зада.
Девчонка взвизгнула от неожиданной жгучей боли, хотела вскочить, но Марк уже прижал одной рукой ее спину и охаживал быстро краснеющие ягодицы ремнем.
— А-а! — орала девчонка, бешено вертясь под ударами. — Сука!.. Козел!.. Больно! Больно!..
Всыпав шлепков десять, Марк отпустил ее и быстро отскочил от рванувшихся к его лицу пальцев с длинными лакированными ногтями.