— Где вы раньше были?! — вызверился майор.
— А что же вы норовите все стрелять? Надо учиться и в плен брать!
Николаенко отвернулся.
— Ладно, не будем горячиться, — сказал примирительно Александр Борисович. — У меня есть план. Какое у вас задание?
— Проконтролировать! — буркнул майор.
— Вот отзывайте своих воинов и контролируйте. А с ними поговорю я. Давайте матюгальник.
Несколько удивленный Николаенко протянул Турецкому громкоговоритель с черной рубчатой рукояткой, как у пистолета, а сам начал с помощью портативной радиостанции переговариваться со своими солдатами.
— Господа воры! Внимание! — закричал Александр Борисович, и усиленный мегафоном звук его голоса начал эхом дробиться среди строений кемпинга. — Господа воры, с вами говорит старший следователь по особо важным делам из Генпрокуратуры Турецкий! Следствию нужен Геннадий Бобров по кличке Секач. Если он добровольно сдастся, я гарантирую, что всем остальным дадут спокойно уйти отсюда! На раздумье — не больше пяти минут.
Турецкий опустил мегафон, и тут же к нему подошел Николаенко:
— Вы думаете, что делаете?! Там же стрельба была, наверняка есть трупы! И всех отпустить? Вы настаиваете?
— Да. Мы отпустим их под мою ответственность, — твердо сказал Александр Борисович.
— Ладно, — с видимым облегчением согласился майор. — Под вашу личную ответственность!
Через несколько минут из ресторана крикнули:
— «Важняк»! Зачем тебе Секач?
В резко наступившей после выстрелов тишине слышимость была очень хорошая, поэтому Турецкий тоже закричал без помощи мегафона:
— На нем два убийства висят, а он ни разу не привлекался!
— Значит, не в законе?!
— Нет!
— Местный или залетный?!
— Залетный! И хорош торговаться!
Еще через пару минут тот же голос крикнул из ресторана:
— Тут нет такого, «важняк»!
— Не врете?
— Зачем так говоришь? Уговор дороже денег!
— Кто это мне слово дает? — спросил Турецкий.
— Гриша Месхиев! Слыхал?
— Доводилось!
— Так дай уйти, на хер! Мы в карман не спрячем твоего Секача, тем более что его нет!
— Тогда выходите по одному и уезжайте!
3
Воры выпустили вначале «быков». Те опасливо гуськом выходили из ресторана, пряча под куртками оружие, сразу же торопились к машинам. Омоновцы стояли цепью возле привезшего их автобуса, держа автоматы наготове. Впервые они отпускали преступников просто так, без боя, и чувствовали себя как-то неуютно.
Вышли «быки», положенцы, две женщины, затем, стараясь быть степенными, однако все же нервно прошествовали к автомобилям воры. Расселись. В одной из машин, белом «мерседесе», поплыло вниз зеркальное стекло дверцы, красивый брюнет показал лицо, улыбнулся и сказал:
— Все, командир! Кабак пустой. Осталось море водки — заходи угощайся!
Мощные двигатели иномарок взревели, автомобили один за другим быстро направились в сторону Минского шоссе.
Турецкий, забыв про осторожность, побежал к ресторану. Он боялся одного, того, что сейчас увидит где-нибудь в кладовке бездыханное тело Марка Майера.
Вполголоса матерясь, за ним припустил майор Николаенко в сопровождении пяти бойцов. Остальные обходили ресторан с тыла.
К счастью, Месхиев не соврал — Марка здесь действительно не было, без трупов, однако, не обошлось. Безобразно наваленных, как тряпичные куклы, тел было аж четыре. Убиты аккуратно и профессионально — в лоб.
Рядом с Турецким остановился Николаенко, мрачно закурил.
— Ну вот, — сказал, — отпустили, а кто теперь за этот вал ответит?
— Ответят, — успокоил Турецкий. — Мы же знаем, кто здесь за упокой выпивал, да так весело.
— Знать-то знаете, только они не будут вас в своих «малинах» дожидаться — на дно уйдут.
— Вечно сидеть не будут, им надо зарабатывать…
Со стороны кухни Николаенко окликнули:
— Товарищ майор! Тут один живой есть!..
Николаенко, а за ним и Турецкий поспешили на кухню.
Здесь воздух был горячий и влажный, в зеркально блестящих котлах, видно, готовилась еще закусь к поминальному столу. Трое омоновцев стояли, широко расставив ноги, на скользком кафельном полу, держа под автоматами здоровенного, но очень испуганного парня лет двадцати. Джинсы и куртка его запятнаны жиром. Прятался в укромном, только давно не мытом уголке.
— Кто такой? — спросил Николаенко.
— Д-дорофеев…
— По жизни кто?
— У Робинзона работал. «Быком»…
— Почему не уехал с ним?
Дорофеев нервно хихикнул:
— Он не уехал никуда, он там лежит!..
— Так! — в разговор вступил Турецкий. — Ну-ка пошли в укромный уголок. Я с тобой поговорю!
Дорофеев недоверчиво посмотрел на плотного, но отнюдь не накачанного следователя. Но сопротивляться ему сейчас было невыгодно, поэтому он послушно пошел за Турецким в небольшую комнатку, названную с претензией — «овощной цех». По знаку майора Николаенко омоновец со скучающим видом застыл у открытой двери.
— Как тебя зовут-то? — спросил Турецкий.
— Слава, — недоверчиво обронил Дорофеев.
— Так, Слава, мне чертовски некогда, поэтому давай по-быстрому: кто, кого и за что?
Дорофеев медлил.
— Говори-говори! — поторопил его Турецкий. — Тебе все равно уже!
— Откуда знаете? — удивился «бык».
Александр Борисович не знал пока ничего, но не признаваться же в этом готовому расколоться парню.
— Знаем, не беспокойся! Недаром жалованье получаем!
— Ну это… когда за упокой Налима три рюмки опрокинули, всю родню вон отправили, за дело начали говорить. Робинзон поднялся — и давай гнать на Месхиевых…
— За что?
— Говорил, что от рук отбились, какие-то свои дела проводят мимо общей кассы. Этого вспоминал, про которого вы базлали…
— Секача? — напрягся Турецкий.
— Ну да! Укорял, что, мол, привез мочилу залетного и неизвестно, на кого его напустит… вообще за уральских много базарил.
— А что, уральских не приглашали?
— Не всех. Лиса звали да Цепня, а Секача нет, не звали.
— И был кто-нибудь из них?
— Не, не было ни Лиса, ни Алика Месхиева. Робинзон разорялся: заспали, потому не пришли.
— Ясно. Дальше!