1
Александр Андреевич Лисовский не мог отделаться от тягостных предчувствий с того момента, как ввалился в квартиру на Полярной ухмыляющийся лже-Секач с кейсом в руке. О, этот кейс очень хорошо был ему знаком! В нем лежала пустая кассета для плутония, которую он всучил наглым бандитам с тайной надеждой, что больше не встретится с ними. Положим, с ними-то не встретится: замели, если верить этому менту. Но у них, похоже, кругом свои…
И хотя дальше все понеслось как вихрь, все вроде бы удачно складывалось благодаря энергии и связям Алика Месхиева — все равно на сердце у Лиса было неспокойно. Снова этот прилипчивый страх, посетивший его впервые, когда убили Тузика с Генералом.
Он попробовал было поговорить с Аликом насчет того, что приблуду челябинского, Секача, может, не стоит тащить с собой в Германию. Месхиев посмотрел пристально и сказал:
— Зачем ты такой жадный, Лис? Секач — отличный боец. Честно говоря, если выбирать, я лучше поехал бы с ним, чем с тобой! Так что не лезь!..
Пришлось заткнуться. Признаться теперь, что Секач — подстава, — уж точно подписать себе смертный приговор. Алик угрохает на месте.
Оставалось надеяться, что в старинном замке покупателя Лариска Колбина первая разинет хайло на тему — лишний рот хуже ножа. И тогда уже все заинтересованные лица согласятся с тем, что Секача надо убирать. Все было так зыбко, ненадежно и опасно, что Александр Андреевич наутро ощутил приступ нервного зуда.
Он пытался успокаивать себя тем, что Борису Лазкину можно признаться во всем, не опасаясь быть съеденным заживо. Лис полагал, что хитрый предприниматель, ни разу не бывавший в лапах правосудия, не имеет таких воровских принципов, как тот же Месхиев. Главное — вовремя переговорить с ним один на один.
Однако, честно признаться, было чему и порадоваться. Например, тому, что Алик Месхиев отмазал Лиса от необходимости идти на сходняк. Да и сам не пошел, буркнул что-то — мол, вернемся, ни перед кем ответ держать не будем.
Чартерный рейс Москва — Берлин был зафрахтован совместным предприятием «Мирабо», директором которого с немецкой стороны значился Борис Лазкин. Салон авиалайнера, освобожденный от большей половины кресел, был уставлен ящиками и коробками с некими отходами производства, на которые имелась соответствующая лицензия, разрешающая вывоз. Один тяжеленный ящичек не был еще заколочен и опечатан — туда предстояло спрятать контрабандный груз. Ящик был деревянный, выстлан изнутри блестящей жестью и заполнен красноватой массой медных опилок. Туда, в глубь сего металлического песка, и надо было запрятать кассеты.
К самолету «подогретый» Аликом таможенник пропустил всех троих, не досматривая багаж.
Когда взлетели, Александр Андреевич мысленно произнес: «С Богом!» Затем надел брезентовые рукавицы и стал помогать Алику закапывать в медные опилки увесистые кассеты.
— Смотри не перепутай, где пустая! — предупредил его Месхиев.
— Не перепутаю. Я пометил…
Марка к этой работе не приглашали, а сам он напрашиваться не стал, сидел в кресле, дремал или делал вид, что спит.
Запрятали кассеты, забили ящик, опломбировали. Успели еще выпить по банке пива, вздремнуть с полчаса, и вот самолет пошел на посадку.
Педантичные немцы удовлетворились тем, что у прибывших чартерным рейсом русских документы в порядке, и груз соответствует указанному в декларации, и люди все интеллигентного вида, а не какие-нибудь chelnoki с бритыми затылками и ужасным, гнилостным запахом, исходящим от носков, о майн Готт!
Достаточно легко путешественники преодолели пограничный и таможенный контроль, а у входа в аэровокзал их встретила дама в дорогой шубе и с узенькой черной косынкой на пышных белокурых волосах. Ей было лет сорок или, может, больше. Что-то очень старило ее — выражение скорби на лице или нездоровый румянец алкоголички со стажем. Это была Лариса Колбина, овдовевшая «генеральша».
Она сунулась, шумно дыша, целоваться с Лисовским, проворчала голосом, в котором не было слез:
— Сашка! Не сберегли Фрола!..
Подставляя щеки под неприятно мокрые губы, Лис вздохнул:
— Ну, Лариса, он по краю ходил…
Месхиев, как человек, от Генерала не зависевший, грубовато перебил дежурные выражения печали:
— Надо было, Лорка, на похороны поехать!
Она оторвала губы от лица Лисовского.
— Конечно, Алик, конечно, черножопик ты мой! Надо было! А дело бы кто-нибудь к рукам прибрал! Ты этого хочешь? Вот сейчас куплю билет и полечу, хочешь?!
Пассажиры с других рейсов осторожно обходили крикливую женщину, косились, но молчали.
— Опять напилась! — досадливо констатировал Алик. — Тебя Борис прислал?
— Ну.
— Не понукай, не запрягла еще! Ты хоть помнишь, что тебе надо делать?
— Не надо гнать волну, мальчик! Лариска еще никогда лажи не делала! Все я помню. А это кто?
Она ткнула пальцем в молодого и красивого опера.
— Твоего Фрола отбойщик, — лаконично пояснил Лис.
А Марк слегка наклонил голову и, подняв на Колбину глаза, представился:
— Бобров, Гена.
— Что ж ты, отбойщик Гена, супруга моего у мочил не отбил?
— Если бы он меня с собой взял, может, и отбил бы.
Колбина постаралась взглянуть кокетливо, получилось плохо, потому что взгляд все время сносило в сторону.
Инструкции Лазкина для прибывших были таковы: поселиться в недорогом отеле «Бергхаус», где для них забронированы места, там ждать, когда доставят груз, и отдыхать в ожидании дальнейших указаний.
Выслушав Ларису, отправились вслед за ней на поиски такси.
Никто, кроме Секача, не обратил внимания на то, что за ними кто-то ненавязчиво и профессионально ведет наблюдение. Секач — Майер заметил также, что, передавая их, образно выражаясь, с рук на руки, неизвестные проследили весь путь группы от аэровокзала до гостиницы. Заметил, но никому об этом не сказал.
2
Александр Андреевич Лисовский, наслаждаясь изобилием, несуетностью и чистотой одной из немецких столиц, возвращался с прогулки. Никто из тех, кого впору наблюдать лишь в ночных кошмарах, не напал, кажется, на его след. Очень может быть, что тут и нет никого. А если и есть, то, наверное, до сих пор встречают пассажирские самолеты и удивляются, куда это подевался Лис со своим золотым чемоданчиком!
— …Господин Лисовский?
Вопрос был задан на русском языке, поэтому, несмотря на промозглую погоду, Лис мгновенно покрылся потом и затравленно огляделся.
Двое совершенно обыкновенных мужчин стояли у него по бокам, но держались так, что Лисовский понял: дернется — получит.