Иногда мне хочется забыть об этом. Иногда я кажусь себе маньяком.
Но я уже не могу остановиться. Я знаю, что кто-то из нас выиграет, кто-то проиграет, кто-то победит, кто-то потерпит поражение.
Когда?
Что-то говорит мне: очень скоро.
Нижний Новгород, наши дни
Интересно, с какого времени можно наезжать по утрам к знакомым отдавать долги? Поскольку Алена в долг денег принципиально не брала, она кодекса такого не знала. И сегодня, проснувшись, по обыкновению, в семь утра, на всякий случай тотчас причепурилась… Вообще же у нее было в обычае немедля после спрыскивания заспанной мордашки минеральной водой из пульверизатора и принятия внутрь банана да чашки кофе с молоком падать за компьютер часика этак на два, ведь с утра писалось самым продуктивным образом… Ну вот, сегодня она сначала причепурилась, значит, чтобы быть готовой в любую минуту отомкнуть дверь Алексею и он, явившись с деньгами, не застал ее в пижаме, халате и растоптанных домашних тапках, – и только потом взялась за работу. Однако сидение за компьютером с накрашенными ресничками и при полном параде не принесло ей счастья. Ни в дверь, ни по телефону никто не звонил, пять с полтиной тысяч в клювике или на блюдечке с голубой каемочкой не нес. Она уж сидела-сидела, писала-писала…
В конце концов ее наручные часы пропикали десять, и Алена понеслась на шейпинг. Это было одно из самых любимых ее занятий, гарантия стройности и, по большому счету, красоты, а значит, стабильно хорошего настроения. Или хотя бы его видимости.
После интенсивного дрыгоножества и рукомашества, ощущая, как всегда, приятную усталость, Алена пошла в библиотеку. Она любила после шейпинга куда-нибудь пойти – потому что минимум три часа ничего нельзя есть, а дома ведь непременно потянет к холодильнику или вазочке с конфетами… Однако двери хранилища мудрости оказались заперты, и Алена мысленно схватилась за голову: совершенно забыла, что сегодня среда, последняя среда месяца, значит, в библиотеке санитарный день!
Ну и что, идти домой, искушаться калориями? А что еще делать? По магазинам бродить Алена терпеть не могла, так называемым шопингом занималась редко, но метко: только когда экстренно нужно было что-то купить. Тогда она, чуть ли не зажмурясь от отвращения, пролетала через магазин, хватала нужный товар практически не глядя, иногда даже без примерки. Правда, как ни странно, все всегда приходилось впору и выглядело на Алене вполне элегантно. Была ли в том заслуга Алены или одежды, неведомо.
В любом случае ни идти домой, ни заниматься шопингом сейчас ей совершенно не хотелось. Ей требовалось что-то… интеллектуальное, некое мыслительное усилие. Сюжет очередного романа застопорился после двухчасовой утренней работы, и она по опыту знала, что сдвигать его силком бессмысленно. Нужно категорически отвлечься от описания приключений перезрелой и неудачливой в личной жизни девицы, которая так хотела выйти замуж, что воспользовалась услугами брачного агентства… и едва не распростилась после этого с жизнью, потому что потенциальному жениху жутко понадобилась ее… Так вот, что именно понадобилось потенциальному жениху от перезрелой девицы, Алена никак не могла придумать. Квартира? Сберегательная книжка? Наследство, о котором барышня не знает? А может, просто-напросто ее запоздалая невинность?
Вообще сюжет был какой-то выморочный, пробуксовывал на каждом шагу, радости и вдохновения, блаженного трепета в груди и дрожания похолодевших пальцев не приносил. Может, она уже исписалась? Алена всерьез задумалась над неприятным вопросом, и радости ей такие измышления, конечно, тоже не прибавили. А тут еще занозой сидела в сознании мысль о том, как сейчас радуется Галя, уже узнавшая, конечно, от папеньки, что его скорострельному роману с занудной и чрезмерно взрослой писательницей пришел конец.
Ну и ладно. Алена не будет плакать по этому поводу. Надо только Льву Михайловичу доложить, что команда пошла вразброд и перестала существовать. Конечно, никакого приказа Алена от него не получала и вполне могла бы махнуть рукой на соглашение и на самого Льва Михайловича, однако как-то неловко вести себя столь наплевательски с начальником городского следственного отдела УВД. Мало ли для чего он еще может пригодиться писательнице Алене Дмитриевой! Может быть, познакомит ее с каким-нибудь забойным следователем, который даст наконец толкового пинка забуксовавшему сюжету про перезрелую девицу, которой не повезло с личной жизнью… Ничего удивительного в том, что той не повезло, конечно, нет, потому что носительнице таких черт характера, какими наделила новую свою героиню Алена, вообще место только в кунсткамере, в музее, в…
В музее?
Наша писательница даже головой потрясла, чтобы прогнать возникшее перед глазами видение. Однако видение оказалось слишком монументальным, каменным, серым… слишком реальным, чтобы вот так запросто развеяться. О, это не видение вовсе, а самое настоящее здание Нижегородского художественного музея (между прочим, государственного) – того самого, чей сайт она разглядывала нынче ночью, пытаясь понять, что могло помутить рассудок такому трезвомыслящему человеку, как Алексей Стахеев.
На сайте Алена совершенно ничего умопомешательного не нашла. Но, может быть, больше повезет, если она посмотрит на те же самые картины в стенах музея?
Секундочку… А как же намерение плюнуть на задание Льва Ивановича Муравьева и даже доложить ему об этом?
Нет, доложить-то можно, почему нет, но разве не стыд и позор, что Алена не была в местном святилище красоты и искусства уже как минимум год?!
Войдя в музей, Алена чуть не наткнулась на кучку каких-то людей, которые беспорядочно мельтешили вокруг высокой худощавой женщины с черными волосами, одетой в длинный черный плащ. Вообще вид у нее был унылый, и радостные восклицания собравшихся вокруг, такое впечатление, ее совершенно не радовали. Озиралась она довольно затравленно, только делала вид, что улыбается, а сама словно бы мечтала оказаться отсюда подальше.