«Последние дни Дмитрия Самозванца» Бенинга… Очень смешная картина, в которой переврано все на свете! Алена, которая Дмитрия I любила, почитала и искренне считала подлинным сыном Ивана Грозного (его, кстати, тоже высоко почитала как великого государя, и ей было глубоко плевать на ту грязь, которой окружили его имя все, кому не лень, начиная с первого российского диссидента Андрея Курбского!), просто смотреть на это жуткое полотно не могла. Марины Мнишек, во-первых, рядом с Дмитрием во время мятежа не было, во-вторых, все происходило не в толстостенных кремлевских палатах, да и Петр Басманов героически сражался за своего государя, а не крался к окну на полусогнутых, словно вороватый кот! К тому же Дмитрий Самозванец, в жизни красавец-мужчина, до отвращения напоминал на полотне лидера коммунистической партии, товарища Z., который, может, и являлся надежным, проверенным и преданным идее борцом за светлое будущее, но красавцем его ни за что и никогда назвать было нельзя!
А впрочем, не будем о красавцах. Лучше о картинах.
Где же пейзажи, а? Где совы?
А может, она зря зацикливается на пустяках? И упомянутые Алексеем совы вообще никакого отношения к делу не имеют? Алене никак не удавалось припомнить, мелькали они вчера на какой-то картине, просмотренной ею на музейном сайте, или нет…
Нет, конечно, зря, зря Алена так упорно стала думать про несчастных сов! Из-за них бегом пробегает целые залы, ничего толком не видя, и, может быть, перед ней уже промелькнула та самая картина, которая и стала предметом помешательства Алексея, а она даже и не…
Стоп. Вот они, совы!
Даже три совы! Но никакой это не пейзаж, а сказочная картина – Виктор Васнецов «Ковер-самолет». Вчера Алена видела полотно на сайте, но ничем таким особенным оно ее внимания не привлекло. Совершенно нет в картине ничего такого, от чего человек способен рехнуться. Даже с точки зрения сказочности – ничего особенного! Вообще картина кажется слишком реальной – несмотря на то, что на ней изображен летящий в воздухе ковер-самолет, штука нереальная – дальше некуда! На ковре стоит Иван-царевич, рядом – клетка с жар-птицей. Вот жар-птица изображена великолепно – такое сияние от нее исходит, такой живой свет, что предрассветная мгла, затянувшая небо, кажется еще более тусклой и зловещей. Три совы летят сбоку – торопятся, наверное, к гнездам своим вернуться до наступления светлого часа, пока еще не перестали видеть. А может быть, и не настоящие это совы, а какие-то фантастические духи, воплощение злых сил? В любом случае великолепно все – и совы, и небо, и жар-птица. А вот ковер-самолет…
Да, в пространстве он расположен как надо. Отлично расположен! Прекрасно передан полет, вернее, свободное его парение. Хотя нет, вот одно слабое место – загнутый передний край. Совершенно непонятно, зачем художник нарисовал его опущенным, ведь из-за него ощущение разрезанного движением ковра воздуха, ощущение обтекаемости, полета теряется. Может быть, он так сделал, чтобы не изображать слишком тусклую, как бы смазанную изнанку ковра? Может быть, хотел показать, что ковер был на самом деле яркий, словно самоцветный? Что ж, тогда задумка ему удалась – ковер и правда выглядит ярким, даже, пожалуй, чрезмерно каким-то… избыточно-бухарским, что ли. Нет, к подбору красок вопросов нет, они великолепно сочетаются и так далее, и все же неожиданно загнутый угол ковра ослабляет ощущение волшебства. Лучше бы художник, наоборот, побольше внимания уделил тому, что невольно все равно привлекает взгляд зрителя: узорам на изнанке.
Насколько Алена понимает в коврах-самолетах, они должны были взлетать и двигаться в воздухе с помощью какой-то волшебной силы. Но нигде, ни в одной из сказок не говорится о приказах, отдаваемых ковру. Во всяком случае, сколько Алена ни напрягала сейчас память, вспомнить подобного она не смогла. То есть герой мог ковру сказать: «Неси меня в тридевятое царство, в тридесятое государство!» – но конкретные пароли, кодовые слова, волшебные слова не упоминаются. Не подразумевается никакого «сезама» или хотя бы «сим-сима». Значит, логически рассуждая, вся сила – в узорах ковра. Именно они состоят из чародейных знаков, которые и обеспечивают движение: подъем, полет, посадку. Знаки должны сопрягать в формулу некое волшебство. Интересно, думал ли об этом Васнецов, подбирал ли он узоры особенным образом или нарисовал буквально что в голову пришло, случайный набор фигур и линий?
Вообще-то Алена слышала, что Виктор Васнецов был скрупулезный художник-историк (один портрет Ивана Грозного чего стоит!), однако изнанка ковра-самолета ее не слишком впечатлила. Что-то там вроде драконьей пасти посредине. Причем явно с китайским уклоном рисунок, в том смысле, что напоминает те драконьи маски, которые мастерят китайцы для своих карнавалов. Дракон, собственно, символизирует полет, так что с данной стороны все вроде бы правильно… С боков головы-маски изображены извивающиеся драконьи тела, хотя и с такими малехонькими крылышками, что вряд ли их обладатели способны летать. Какие-то недоразвитые дракончики. В углах ковра видится уже нечто более славянское – как бы схематичные изображения птиц. Такие рисунки часто встречаются на старинных русских вышивках. Ну, птицы всяко означают полет… Красный ромб у края ковра плохо различим. Может быть, он что-то значит, а может быть, и нет. Вообще-то он похож на громадную, плоскую такую, летучую мышь с длинными лапами в виде таких же «птичьих» узоров, которые расположены в углах ковра. Забавный рисунок. Очень напоминает формой параплан. Но это, конечно, современные ассоциации, а что имел в виду Васнецов…
А кстати, интересно, что имел в виду Васнецов? Существует какая-нибудь литература по данному поводу? Алена с удовольствием прочитала бы о значении изображенных на изнанке фигур… Пожалуй, можно у Рыбакова поискать, в его труде «Язычество древних славян»…
Ох ты! Академик Рыбаков, «Язычество древних славян», маленький немолодой человек по имени Николай Дмитриевич, взявший книгу у Алексея Стахеева… печальная насмешка Гали насчет матери, которая «на старости лет» (!) вдруг стала читать сказки… Уж не о ковре ли самолете читала сказки Лариса Стахеева? Уж не ей ли принадлежала книга академика Рыбакова? Может быть, она тоже пыталась разгадать смысл изображенных на васнецовском ковре знаков?
Хм, что ж, вполне возможно. Другое дело, что это отнюдь не свело ее с ума.
А вот ее мужа…
Но что произошло с Алексеем, почему его так заклинило на картине Васнецова? Неужели и правда отношение жены к «Ковру-самолету» оказало на него необъяснимое, патологическое воздействие? Так это или не так? А может быть, Алексей обуреваем страстью Герострата по отношению совершенно к другой картине?!
Но при чем тогда совы? Почему он именно о совах говорил в бреду? И Рыбаков, и сказки… Наверняка тут не случайное совпадение!