Строганов почувствовал некоторое удовлетворение от сочиненной им метафоры и, решительно шагнув к телефону, набрал номер Генпрокуратуры, который ему дал этот симпатичный господин с необычной фамилией «Турецкий». Александр Борисович неожиданно для самого Строганова произвел на него очень приятное впечатление, кажется, за все последние страшные недели именно с ним связана первая ниточка надежды, которая замаячила перед Юрием в хаосе мрачной неразберихи…
Трубку по ту сторону взяли сразу, и Строганов почувствовал что-то похожее на облегчение, услышав уже знакомый баритон.
— Здравствуйте, Александр Борисович. — Против воли Юрий слегка улыбнулся, сам того не заметив. — Извините, что беспокою, у нас… Вы вызвали меня сегодня на двенадцать. На меня как раз в это время неожиданно свалилось неотложное дело… Скажите, я не мог бы приехать к вам пораньше?
— Сейчас глянем, — доброжелательно отозвался Турецкий, после чего в трубке послышалось шуршание бумаги. — Так… Сумеете добраться за полчаса?..
— Думаю, да, — обрадовался Строганов, который безуспешно в течение нескольких дней пытался отловить бригадира нанятых им рабочих, трудившихся в студии, и только накануне выяснил, что тот заявляется «на объект» ровно в полдень. Дела по ремонту шли ни шатко ни валко, следовало серьезно и жестко поговорить с работягами и решить: либо уволить эту бригаду, либо заставить их ускорить темпы. Прежде такими проблемами занимался Марк, теперь же, кроме самого Юрия, заниматься ими было некому. Не Риммочку же Катаеву посылать к этим матерщинникам?..
— Еще одно, Александр Борисович… — немного замялся Юрий. — Нельзя ли все-таки забрать Пуфа?.. Вам необязательно ведь со мной ехать, можно просто позвонить Але… Алевтине…
— Приезжайте, поговорим, — коротко ответил Турецкий, и в его голосе, как показалось Строганову, прозвучали какие-то странные нотки.
— Чего он хотел? — Константин Дмитриевич Меркулов, удобно расположившийся в лучшем кресле, имеющемся в кабинете Турецкого, вопросительно посмотрел на Сан Борисыча.
— Вообрази — пораньше свидеться с твоим покорным слугой, говорит, будет через полчаса… Ну и насчет кота этого, который мне скоро во сне будет сниться, хотя я его в глаза не видел, спрашивает…
Турецкий вдруг замолчал и уставился в одну точку перед собой, явно пораженный внезапно пришедшей мыслью. Его шеф некоторое время с интересом разглядывал своего старого друга и наконец насмешливо поинтересовался:
— Тук-тук-тук! К вам можно или как?..
— А?.. — Александр Борисович слегка вздрогнул и перевел взгляд на Меркулова. Тот подождал, пока взгляд Турецкого станет осмысленным, и предложил вернуться к прерванному разговору, суть которого состояла в кратком докладе по делу Краевой.
— Погоди-ка, Костя… — Александр Борисович, поспешно открыв ящик своего стола, извлек из него целую пачку снимков и, быстренько перебрав их, достал один. — Вот!
В голосе Турецкого звучало торжество.
— Что — вот? — терпеливо поинтересовался Меркулов, знавший своего подчиненного лучше, чем себя самого, и не собиравшийся на него давить — лишь слегка подтолкнуть.
— Кажется, я понял, для чего этот сукин сын стер все отпечатки в холле…
— И так ясно для чего, — удивился Константин Дмитриевич.
— Ты не понял, Костя! — возразил Турецкий. И протянул ему первый из снимков, сделанных на месте преступления. — Смотри! Видишь, как лежит Краева? Снято со стороны лестничной площадки!.. А теперь попробуй восстановить сцену убийства — и все поймешь сам!
— Получается, — медленно произнес Меркулов, — она открыла убийце двери, и он сразу с площадки выстрелил… Так?
— Вот именно! И второй выстрел — в голову, чтобы его сделать, ему не нужно было входить в прихожую, понимаешь? Не нужно!
И тем не менее он вошел, более того, «наследил», оставив там «пальчики», но ничего не украл… Понимаешь, да?
— Ни черта не понимаю! — не выдержал Меркулов. — И на кой черт ему нужно было входить, перепрыгивая через труп, и «следить», а затем протирать… Не уборку же он решил там сделать после убийства?..
— Во! Я, знаешь ли, все время над этим думал, а допетрил только что: все дело в коте!..
— В коте?.. — растерянно пробормотал Меркулов.
— Ну да! Мне про него все время кто-нибудь что-нибудь рассказывает, и все восхищаются, какой огромный и вообще зверюга… А Гудкова уверяет, что он, как собака, был предан хозяйке, однажды едва не загрыз какого-то охамевшего пуделя, которому Краева не понравилась. А теперь представь, как он должен был среагировать на убийцу?..
— Ясно… — Константин Дмитриевич кивнул головой и, помолчав, вздохнул. — Ну и что это нам дает, кроме того, что мы теперь знаем, что этот котяра напал на киллера и у того наверняка расцарапаны и по сей день руки? Чтобы это доказать, на киллера еще выйти надо, увидеть эти самые его ручонки…
— Думаю, что этот сукин сын не только поцарапан, но и покусан, коли, чтобы избавиться от кота, поневоле ввалился в прихожую… Думаю, тут-то он и уронил ствол, иначе пристрелил бы ни в чем не повинную животину…
В дверь кабинета негромко постучали, и Меркулов, слегка пожав плечами, поднялся.
— Что ж… Ясность даже в такой мелочи не помешает, но по большому счету ничего это нам, Саня, не дает… Ладно, зайдешь ко мне, когда освободишься! К тебе, похоже, твой визитер явился… Ты уж с ним потактичнее, ладно? И так на мужика столько бед свалилось… — и покачав головой, добавил: — Если это как-то отразится на его голосе, будет настоящая трагедия… И не смотри на меня так! Таких, как Строганов, в мире — в мире! — не больше десятка найдется!..
Генеральная прокуратура, казалось, задалась целью с каждый визитом сюда удивлять Юрия Строганова все больше. Грузный, начальственного вида господин в мундире с кучей нашивок, с которым он столкнулся в дверях кабинета Турецкого, вместо того чтобы, как это водится у важных шишек, проплыть мимо, самым почтительнейшим образом отступил назад, пропуская Строганова, а в глазах этого туза промелькнуло что-то, напоминавшее то ли восторг, то ли просто восхищение…
Посмотрев на закрывшуюся за этим господином дверь, Строганов перевел взгляд на Турецкого и обнаружил, что тот едва сдерживается, чтобы не расхохотаться…
— П-присаживайтесь, Юрий Валерьевич, — сдавленно произнес он, — я вижу, вы чем-то удивлены… Не удивляйтесь, наш заместитель генерального прокурора — ваш преданный поклонник… Можно сказать, вам здорово повезло!
Строганов хлопнул глазами и не нашел что ответить. А покойный Марио утверждал, что опера в России потеряла былую популярность. Как же потеряла, если даже в таком учреждении и на таком уровне не вывелись ее почитатели?!
— Удивляюсь, как он удержался, чтобы не попросить у вас автограф! — Турецкий наконец расхохотался, и Юрий невольно улыбнулся за компанию.
— Я тронут, — нашелся он наконец.