— Так, значит, ты хочешь у меня работать? — спросил он Егора.
— Да, — ответил Егор, стараясь не робеть и держаться свободно и вежливо (а не подобострастно и испуганно).
— Я навел о тебе кое-какие справки, — сказал босс с мягкой отеческой полуулыбкой. — Похоже, ты и в самом деле стоящий парень.
Сердце Дашкевича радостно забилось. Если такой большой человек, как Отаров, назвал его «стоящим парнем», то, стало быть, так оно и есть.
Босс пристально вгляделся в лицо Дашкевича и еле заметно усмехнулся. Потом сказал:
— Расскажи мне о своих слабостях, сынок. Только ни о чем не утаивай, потому что я все равно узнаю правду.
Дашкевич немного растерялся. Приятель не предупредил его о том, что босс будет задавать такие странные вопросы, а то бы он подготовился.
— Ну… — начал Дашкевич, легонько пожимая плечами, — я люблю иногда выпить.
— Пиво, водку, коньяк?
— Пиво, — сказал Дашкевич.
Босс понимающе кивнул головой.
— Пиво — хороший напиток, — сказал он, — но только если пить его в меру. Две бутылки — это напиток, а четыре — это уже яд. Он убивает человека.
— Как это? — не понял Дашкевич, силясь сообразить, каким же образом четыре бутылки пива могут убить взрослого мужика.
— Просто, — ответил босс и снова усмехнулся. — Четыре бутылки пива делают человека пьяным. А пьяный человек делается болтливым. Понимаешь, что я имею в виду?
Дашкевич с готовностью качнул головой:
— Да, босс.
— Это хорошо. Ну а как насчет девочек? Любишь это дело?
Дашкевич на несколько секунд задумался, пытаясь определить, какой ответ хочет услышать от него босс, но так ничего и не определил, а потому сказал правду:
— Иногда. Но чисто для разрядки.
— А как насчет чувств? — спросил его босс.
Дашкевич пожал плечами:
— Да никак.
Босс вновь удовлетворенно кивнул, и у Егора с души отлегло. А босс добавил:
— Бабы — это зло, сынок. То, что знает одна баба, знает весь мир. Никогда не откровенничай с бабой.
— Не буду, — честно пообещал Дашкевич.
Босс внимательно на него посмотрел, потом улыбнулся и сказал:
— Ну, в таком случае, иди и работай.
Так Дашкевич стал работать на Юрия Отарова.
Первое время дела были несложные, но ответственные. Иногда нужно было что-то поджечь, иногда кое-кого припугнуть — но припугнуть по-тихому, не привлекая внимания окружающих. Главное в этом деле было держать себя хладнокровно, а хладнокровия Егору Дашкевичу не занимать.
Однажды он в течение двух часов делал ножом надрезы на теле привязанного к стулу молчаливого мужчины. Крови вытекло немного, да и раны были пустяковые, но через два часа молчаливый мужчина заговорил (вернее, отчаянно замычал, давая понять, что готов к разговору). После того как мужчина рассказал все, что было нужно, Егор убил его — быстро и бесшумно, одним ударом ножа, как опытный мясник убивает свинью. Так, как его научил приятель, Сергей Халимон, с которым Дашкевич часто теперь работал в паре…
Дашкевич расправился уже со второй бутылкой пива, когда лежащий на столе мобильник запиликал его любимую мелодию из фильма «Бригада».
Дашкевич небрежно сгреб «трубу» со стола и приложил ее к уху.
— Алло, Дашко, — услыхал он голос своего напарника Халимона, — ты сейчас где?
— На хате, где еще, — ответил Дашкевич.
— Поторчи там с полчасика. Я подъеду.
— Ладно, — сказал Дашкевич. — А че за канитель-то? Я могу и «в поле» выехать.
— Сиди, не менжуйся. Сказано жди, значит, жди.
Халимон дал отбой.
Дашкевич положил мобильник на стол и задумчиво на него посмотрел. Что-то тут было неладно. До сих пор он всего пару раз встречался с Халимоном в своей квартире, остальные встречи проходили в съемной хате или где-нибудь «в поле», то есть в городе: в сквере, в кафе, в машине, припаркованной в каком-нибудь тихом, укромном месте.
«Че-то Халимон темнит, — подумал Дашкевич. — С чего бы это вдруг? Из-за того лоха, что ли? — Дашкевич вспомнил окровавленную шею Штыря и поморщился. — Да нет, вряд ли. Лох был, конечно, болтливый, но ведь он унес свою болтовню в могилу. А значит, и все концы».
Подумав так, Дашкевич успокоился. Мало ли какое дело может поручить ему босс. Тут ведь такая работа — никогда не знаешь, где и зачем ты понадобишься. Сказано ждать дома, значит, надо ждать дома. И хватит менжеваться.
Дашкевич достал из холодильника третью бутылку пива и, так же, как и предыдущие две, открыл ее зубами. К тому моменту, когда бутылка опустела наполовину, кто-то позвонил в дверь.
Дашкевич поставил бутылку на стол и посмотрел в сторону прихожей. Открывать он не торопился. Халимон, конечно, парень крутой, но ведь не сахарный — подождет, не растает. Дашкевич снова поднял бутылку и, припав к ней губами, допил пиво до дна.
В дверь тем временем опять позвонили — на этот раз долго и требовательно.
Поставив пустую бутылку на пол, Дашкевич встал, взял со стола кухонный нож и спрятал его в настенный шкафчик, в котором он хранил выпивку. Только после этого он пошел открывать дверь.
Халимон злобно глянул на Дашкевича, но ничего не сказал. Только переступив порог прихожей и закрыв за собой дверь на замок, он глухо прорычал:
— Хрен ли ты не открываешь, баклан? Мне че, ночевать в твоем засранном подъезде?
Оба вопроса были риторическими, и Дашкевич не стал на них отвечать.
Они прошли на кухню. Халимон втянул носом воздух, криво усмехнулся и сказал:
— Пивасиком балуешься? Нормально. Он квасит, а другие за него перед старшаками отдуваются.
— А че отдуваться-то? — угрюмо отозвался Дашкевич. — Я бы и сам. Че там за канитель? Из-за лоха, что ли, того?
Халимон уселся на стул и весело посмотрел на Дашкевича:
— Да все нормально, братела. Забудь. Я боссу все объяснил, он на тебя не в обиде. Так что с тебя пузырь коньяковского. И чтоб звездочек было не меньше пяти.
— Уф-ф… — облегченно сказал Дашкевич, усаживаясь за стол, прямо напротив Халимона. Он только сейчас понял, насколько сильно волновался.
Халимон глянул на порозовевшие щеки приятеля и усмехнулся, на этот раз беззлобно:
— Че вздыхаешь, Дашко? Обтрухался малость, да?
— Есть малек, — кивнул Дашкевич. — Босс уже был в курсе или ты ему рассказал?
— Не, ему еще до меня кто-то инфу слил. У босса везде глаза и уши, ты же знаешь.
— Во, блин, шакалы, — в сердцах сказал Дашкевич. — На всю Москву ни одного нормального пацана, одни стукачи.