Юрий Георгиевич Отаров встретил Турецкого у себя в кабинете, в здании фонда. Кабинет был небольшим, но очень уютным. Мебель из карельской березы больше напоминала домашнюю, чем офисную. Большой аквариум с яркими и медлительными экзотическими рыбками, удобные кожаные диванчики и кресла — все располагало не к работе, но к отдыху.
Сам Юрий Георгиевич Отаров полностью соответствовал интерьеру кабинета. Он выглядел как добрый начальник большого и слаженного коллектива. Невысокий, полный, с седоватой и лысоватой головой, голубыми, как июньское небо, глазами и приятной улыбкой, в которой было все — и мягкость, и сердечность, и забота о своих подчиненных, и приветливость по отношению к гостям.
Едва Турецкий переступил порог кабинета, как Отаров поднялся ему навстречу.
— А, здрасте-здрасте!
Он подошел к Турецкому и крепко пожал ему руку своей пухлой, мягкой ладонью. Затем гостеприимным жестом указал на кожаное кресло возле стола:
— Присаживайтесь, пожалуйста! Да-да, вот сюда!
Турецкий сел в кожаное кресло. Оно было таким мягким, словно сделано из облака, и в то же время прекрасно держало форму.
— Вам удобно? — с улыбкой осведомился Отаров.
— Вполне, — ответил Александр Борисович. — Спасибо.
Отаров обошел вокруг большого и очень красивого письменного стола и опустился в свое кресло — поскромнее и поменьше, чем то, на котором сидел Турецкий. Сложил руки в замочек, положил их на стол, посмотрел на Турецкого и сказал:
— Ну-с, дорогой товарищ следователь, что же вас ко мне привело?
— А вы не догадываетесь? — ответил Турецкий вопросом на вопрос.
Отаров прищурил один глаз и сказал:
— Я не люблю играть в отгадки. Это не в моих привычках. Да, и кстати, намеков — даже самых прозрачных — я тоже не люблю. Поэтому уж будьте так любезны: говорите со мной прямо и, по возможности, коротко. Мое время очень дорого стоит.
Закончив эту тираду, Отаров вновь приветливо улыбнулся и ожидающе посмотрел на Александра Борисовича.
— Что ж, — сказал Турецкий, — коротко так коротко. Это и в моих интересах тоже. — Заметив на столе пепельницу, Турецкий спросил: — Курить-то у вас можно?
— Пожалуйста, — ответил Отаров. — Сам я не курю, но другим не запрещаю. Мне нравится запах табака.
Александр Борисович закурил сигарету, Отаров пододвинул к нему пепельницу. Турецкий кивнул, затянулся сигаретой, неспешно выпустил дым и заговорил:
— Вопрос у меня к вам, господин Отаров, такой: какие отношения связывают вас с Эдуардом Васильевичем Дубининым?
Отаров усмехнулся тонкой, почти неуловимой усмешкой.
— Забавно, — сказал он. — Нет, честное слово, очень забавно.
— Что именно вас забавляет? — осведомился Александр Борисович.
— Забавно, как вы, сыщики, любите задавать вопросы, на которые знаете ответ. Ведь вы же наверняка знаете про наши «отношения» с Дубининым все. Так к чему эта риторика?
Турецкий сдержанно усмехнулся:
— Моя работа на пятьдесят процентов состоит из риторических вопросов, на которые я, вопреки всякой логике, желаю услышать ответ. Ничего не поделаешь.
Отаров лукаво прищурился.
— Ну что ж… — сказал он полным непреходящего спокойствия голосом. — Коли так, то я отвечу. С Дубининым нас связывают чисто деловые отношения. Я был инициатором создания фонда «Миллениум», который занимается помощью бывшим спортсменам. В свою очередь, фонд «Миллениум» оказывает финансовую поддержку «Всероссийской славянской партии». Эдуард Васильевич Дубинин — председатель правления «Экологической партии России». Эти две партии объединились на минувших выборах в один блок. Вот и все наши отношения.
— Вы финансируете «Экологическую партию России»?
Отаров откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Турецкого. Потом заговорил спокойно и рассудительно. Похоже, этот человек вообще никогда не повышал голоса, даже когда высказывал в лицо собеседнику самые неприятные вещи.
— Вообще-то на вопросы, касающиеся моего участия в финансировании политических партий и организаций, я отвечать не люблю. Журналистов, задающих мне такие вопросы, я гоню в шею. Однако, прослышав о вашей настойчивости, Александр Борисович, я вам отвечу. Во время предвыборной кампании фонд «Миллениум» оказывал финансовую помощь «Экологической партии России», поскольку она шла на выборы в одном блоке со «славянской партией». Но после выборов всякие финансовые контакты прекратились. Я ответил на ваш вопрос?
— Да, ответили.
Отаров приподнял темную бровь:
— Что-нибудь еще?
— Вы были лично знакомы с Еленой Сергеевной Канунниковой?
— Вот! — сказал Отаров и улыбнулся. — Вот вопрос, которого я от вас ждал! Я уже прослышал о том, что версия о самоубийстве Елены Сергеевны и ее мужа вызывает у вас сомнения. Могу я узнать, на чем они основываются?
— Не можете, — сухо ответил Турецкий.
Отаров слегка дернул щекой, словно Турецкий дал ему пощечину, однако лицо его от этого не стало менее приветливым.
— Что ж, — вздохнул он, — понятно. Вам осталось добавить еще одну коронную фразу: «Вопросы здесь задаю я». И тогда я окончательно съежусь в комочек и расплачусь от испуга под вашим строгим взглядом.
Отаров посмотрел на Турецкого, ожидая ответной реплики, однако реплики не последовало. Александр Борисович курил, молча разглядывая Отарова.
Тогда Отаров снова заговорил:
— Что касается нашего знакомства с Канунниковой, то оно было весьма поверхностным. Естественно, мы несколько раз встречались, чтобы обсудить процедурные вопросы. Но не более того. Видите ли, у меня есть подозрение, что Елена Сергеевна недолюбливала меня.
Турецкий прищурился:
— Было за что?
Отаров задумчиво наморщил лоб:
— Да вроде бы нет. Хотя если подумать… Вы ведь знаете, Канунникова была женщиной с тяжелым характером. Ей всегда что-нибудь не нравилось. Это не потому, что она была плохим человеком. Просто… — Отаров вновь поморщился, подыскивая нужное слово. — Просто это такое свойство души, что ли. Есть такие люди, которых ничто не сможет примирить с окружающей действительностью. А если вдруг на земле наступит Царство Божие, то они и тут не смирятся. Они построят ракету и полетят куда-нибудь на Марс или Венеру. Они комфортно себя чувствуют только там, где нечем дышать. Их возбуждают конфликтные ситуации, они для них созданы. Они живут для этих конфликтных ситуаций. Вы понимаете, о чем я?
— Приблизительно, — ответил Турецкий.
— Ну вот, — кивнул Отаров. — А раз понимаете, то вам должно быть понятно и то, почему она испытывала такую неприязнь ко всем, кого можно условно назвать «олигархами».
Турецкий смотрел на Отарова и спрашивал себя: неужели этот ужимистый клоун, мастер словоблудия и есть тот самый Отаров, при упоминании о котором многих людей прошибает холодный пот? Что это — искусная игра или выработанный годами стиль поведения? Но зачем?