Ящик Пандоры | Страница: 69

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Но я, знаешь ли, тоже не богачка. Не смогу тебе много платить. Полтинник в день тебя устроит?

— В день? — удивилась Ира.— Вообще-то я беру, пятнадцать рублей в час и обычно занимаюсь два часа. Так лучше для учащихся.

Было очень приятно говорить правду и оставаться самой собой — надолго ли? Она заметила, что Валерия прикидывает что-то в уме, вероятно, рассчитывает не прогадать бы. Ирина взяла фужер с пепси-колой и сделала несколько глотков.

— Извините, у меня жажда, на улице довольно жарко.

— Так за нашу встречу,— сказала наконец Валерия,— и давай на брудершафт, а то ты никак не перейдешь на «ты», я смотрю.

Ирке совсем не хотелось пить с Валерией на брудершафт, она было запротестовала — мол, ей сразу как-то неудобно, она не привыкла со старшими на «ты», нет-нет, она знает, что разница у них в возрасте небольшая, но все-таки... Но Валерия уже просунула руку с рюмкой под Иринин локоть и, пригубив виски, прижалась к ее губам, пытаясь раздвинуть языком сжатые до боли зубы. Ирина, похолодев от отвращения, пыталась отстраниться, но Валерия засмеялась своим коротким смешком и сказала как ни в чем не бывало:

— Так вот. Я тебе предлагаю пятьдесят в день, зачем мотаться туда-сюда, поживешь у меня недельку-другую, а там видно будет.

Ирина уже привела в порядок состояние души и тела, надо было отвечать, причем так, чтобы не испортить задуманное ею предприятие, и она сказала, сказала очень тихо, но все еще не отступая от истины:

— Я согласна. Только надо позвонить Вере Степановне...

— Прекрасно! Но расплачиваться я буду в конце срока, такое у меня правило. Никаких авансов.

— Хорошо, хорошо,— быстро согласилась Ирина, она не кривила душой и здесь, так как не собиралась получать вообще никакой оплаты.

— А Верке я позвоню сама. Ты кого-нибудь еще знаешь из прокуратуры?

Вот оно. Началось. Ни секунды промедления, ни секунды на обдумывание ответа. «Ты, моя дорогая, никого не знаешь из упомянутого учреждения. Ты никогда не встречала Александра Турецкого». И она поспешила удивиться:

— Из прокуратуры?! А, из прокуратуры. Нет, что вы, слава Богу, никого — кроме Веры Степановны, конечно, но она моя тетя. Ой, простите... Ведь ваш муж, кажется, прокурор? Но я имела в виду, что мне не приходилось там бывать... то есть...

Ты совершенно, кисонька, права. И мой супруг, Эдуард Антонович Зимарин, прокурор города Москвы,— такое же дерьмо, как и все остальные особи того самого пола, у которых между ног болтаются бычьи хвосты.

«Боже, Боже, что она такое говорит!». Ирина засмеялась — как будто в ответ на шутку, но Валерия и не думала шутить.

— И самая мерзость работает в прокуратуре и милиции. Не люблю прокуроров. Впрочем, лягашей и гебуху тоже. Хотя сама закончила юридический.

— Почему вы мне это говорите?

Зимарина улыбнулась змеиной улыбкой:

— Хочу, чтобы ты знала обстановку в доме. У меня в некотором роде стрессовая ситуация. Но почему опять «вы»?

«Действительно, моя дорогая, почему?» — сказала себе Ирка и потом вслух:

— Давай начнем занятия? Я помогу убрать со стола.

— У меня, моя киска, для этого имеется прислуга. Между прочим, хочешь перекусить?

Ирина хотела было отказаться — из вежливости, но она была голодна как зверь и потому решила побыть сама собой еще немножко:

— С большим удовольствием. Зимарина крикнула:

— Маня!

На пороге выросло необыкновенно уродливое существо лет шестидесяти пяти.

— Маня, разогрей там остатки курицы.

Маня неодобрительно покосилась на Ирку.

— Там только Эдику осталось.

— Маня. Ты хорошо знаешь, что он сегодня не приедет. Завтра приготовишь ему что-нибудь другое.

— Давай денег. У меня остался один рубль семьдесят копеек.

— Ты очень много тратишь, Маня. И на рынке не торгуешься...

Ирина оставила Валерию препираться с прислугой странного происхождения, а сама достала ноты и магнитофон. «Эта Маня терпеть не может Зимарину. Ты, моя дорогая, должна найти в ней союзника. Через нее можно многое узнать. Но мне знакомо ее лицо. Где я ее могла видеть?» Ирина открыла рояль и тихонько тронула клавиши. Валерия все еще препиралась с Маней. «Она называла прокурора Зимарина «Эдиком». Знает его с детства? Родственница? Ну конечно, родственница! Как это ты сразу не увидела, моя дорогая? Вон его портрет на стене при всех прокурорских регалиях. Те же отвислые губы, как брылы у собак, те же бородавки. Задача найти в Мане сообщницу затрудняется. И все-таки...»

* * *

Ника высыпала остатки кофе в медную турку. За прошедшие сутки они выпилиполкилограмма кофе, и это было единственной пищей, которую могли принять их измученные души. Виктор Степанович Шахов несколько раз порывался снять телефонную трубку и заказать кофе в цековском буфете, но что-то останавливало его, он сам не понимал — что. Его шофер Митя, стойко перенося невзгоды в свое нерабочее время, уже несколько раз притаскивал из неведомого источника полную сумку продуктов, тут же уничтожавшихся им самим и вступившей с ним в дружбу Никиной охраной — двумя сержантами милиции, приставленными к ней Александрой Ивановной Романовой для наружного наблюдения за подъездом дома. Но кофе в этом мистическом месте не оказалось, и Митя вместо него взял пару бутылок водки — к большой радости охранников. Шофер и милицейские спали — в муровском «универсале» — и принимали пищу по очереди.

— Яйца не жрите,— сказал сурово шофер Митя, разгружая очередную сумку с провиантом,— это для нашего мальчика. И красную икру тоже. Товарищ Славина, спрячьте это в холодильник.

Ника механическими движениями начала укладывать яйца в специальное отделение в дверце холодильника, а глаза ее были устремлены на Митю с таким выражением, как будто это был не шофер, а пророк, ниспосланный с небес.

— Да. Кешка очень любит гоголь-моголь. И яичницу,— сказала она торжественно-спокойно и улыбнулась Мите, словно им одним была известна тайна возвращения ее сына домой.

* * *

— Грязнов? Говорит двадцать пятый. Радиотелефон пока не работает, говорю со станции. К объекту пришла подружка, выпивают, целуются, смеются. Ничего подозрительного. Продолжать наблюдение?

— Как выглядит подружка?

— Классно. Блондинка с пепельным оттенком.

— Как одета?

— Белый жакет, зеленое платье в белую полоску...

— Кто еще в доме?

— Старуха страшная. Жратву бабам притащила. Говорю — ничего подозрительного.

— Наблюдение продолжайте. Пепельная блондинка — наш человек, за ее жизнь отвечаешь головой. Постарайся при первой же возможности ее оттуда вытащить. Только без шума.

«Целуются... Может, это и не Ирина вовсе?»