Он показал свое удостоверение старшему по пограничной службе и сказал:
— Эти люди со мной!
После чего провел их по таможенному «зеленому коридору» без досмотра и потащил куда-то в глубь аэропорта. Савелий опасался, что они могут разминуться с Розочкой, и выискивал ее глазами среди встречающих. Адмирал, как танк раздвигая толпу, быстро двигался вперед.
— Постойте, Джеймс! — попросил Савелий.
— Что такое?
— Меня здесь должны встретить… — сказал Савелий, — я не могу отсюда сейчас уйти.
— Можно мне полюбопытствовать, с кем именно ты назначил здесь встречу?
— С одной девушкой. Ну, да вы же ее знаете! С Розочкой…
— Любопытно… — пробормотал себе под нос Джеймс. — Сюрприз, кажется, не получился…
— Что вы сказали? — не расслышал Савелий.
— Так, ничего… Хорошо, оставайся тут. А мы с Андреем пойдем, нам надо по делу срочно… — Адмирал явно темнил и что-то недоговаривал. — Встретимся на этом же месте через полчаса. Тебя устроит?
— Да… Наверное, — неуверенно сказал Савелий.
Он не понимал, что делает Джеймс. Зачем он куда-то тащит Андрея? Почему им надо встречаться именно здесь? Да и Розочки что-то не видно. Савелий начал беспокоиться.
Устав вертеть головой по сторонам, Савелий сел в неудобное пластиковое кресло и стал листать «Ньюсуик»: он ожидал, что его будет легко заметить в длинном ряду пустых кресел.
Просидел он так совсем недолго. Неожиданно на его глаза легли две прохладные маленькие ладони, и это прикосновение заставило учащенно забиться его сердце: Савелий мгновенно понял, чьи это руки. Их хозяйку он узнал бы, даже если бы она ничего не говорила… Но она своим нежным голоском спросила:
— Узнал или нет?
— Да… Моя девочка, я тебя узнал!
Он отбросил журнал в сторону и обернулся, целуя ее такие мягкие и прохладные ладошки.
— Представляешь, милый, стою я в зале ожидания, считаю минуты до посадки твоего самолета. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется адмирал Джеймс! Он мне: что да как? Я говорю: тебя жду. А он мне, представляешь, — и я тоже!
Только теперь Говорков понял, о каком сюрпризе говорил адмирал. Наверное, он отвел Розу в кафе и тащил его туда, но Савелий уперся, и тогда тому пришлось направить Розочку к нему. А Андрея он увел специально, чтобы влюбленные смогли побыть наедине.
— Твой Воронов такой славный! Вы давно с ним стали братьями? Откуда адмирал знал, что ты приедешь? Ты ему звонил, как мне? Куда вы потом полетите?
Савелий слушал щебет Розочки и не знал, как остановить этот поток вопросов. Он никак не мог решиться сказать правду, но он все-таки нашел в себе силы и произнес:
— Прости, любимая, мне, наверное, не надо было с тобой сейчас встречаться… У меня всего несколько минут. Разве о такой встрече мы мечтали?
— Да мне и мельком увидеть тебя было счастьем, милый! — Ее карие глаза наполнились слезами. — Почему ты так говоришь? Ты разлюбил меня… Ну-ка, вспомни, когда последний раз ты мне звонил?
— Давно, — уныло ответил Савелий, — прости меня, моя девочка, но я действительно был очень занят все это время.
— Я понимаю, можешь мне не объяснять! — Розочка вытерла слезы и в упор посмотрела на Савелия. — Скажи, ты любишь меня, как прежде?
— Да, очень! — искренне признался Бешеный. — Дня не проходит, чтобы я не думал о тебе!
— Если ты меня и вправду любишь, то мы немедленно идем с тобой в гостиницу!
— Но я должен дождаться здесь адмирала…
— Прочти! — Розочка протянула Савелию небольшой листок бумаги.
«Бешеный, будь мужчиной! — было написано там. — Сделай ее счастливой. Не волнуйся, у тебя есть время: на моем самолете мы прилетим на место вовремя. Удачи! Как освободишься, позвони мне по телефону…»
— Спасибо, адмирал… — прошептал Савелий и посмотрел на Розочку.
Он поразился перемене, произошедшей с его любимой буквально за минуту: вместо обиженных заплаканных глаз восемнадцатилетней девчонки на него в упор смотрели по-женски страстные карие глаза уже взрослого, отдающего отчет в своих поступках человека, в которых Савелий прочел, что их хозяйке сейчас лучше не перечить.
Он догадывался, зачем она тащит его в гостиницу, но все-таки попытался задать ненужный вопрос:
— Почему в гостиницу? Мы можем поговорить и в кафе.
— Ты что, ничего не понимаешь? Или только притворяешься? Я хочу тебя! Немедленно, сейчас! Кто знает, соберешься ли ты в свой следующий приезд сюда позвонить мне. Вдруг тебе снова будет некогда? У нас есть два часа, адмирал мне так сказал. Они — мои. Или мы идем с тобой в гостиницу, или я сейчас на твоих глазах остановлю первого попавшегося парня, и он сделает со мной то, от чего ты так долго отказываешься.
Савелий понял, что потеряет свою Розочку раз и навсегда, если сейчас не уступит ее желанию.
— Только не надо меня шантажировать, — ласково сказал он и взял Розочку под руку. — Я бы и так согласился на все твои условия… Пойдем, милая…
Они быстрым шагом направились в соседний блок зданий, где находилась скромная гостиница, предназначенная для летного состава и пассажиров, чьи рейсы откладывались на неопределенное время из-за погодных условий.
Оказавшись в номере, Роза захлопнула дверь и прямо у порога начала срывать с себя и Савелия одежду. Он помогал ее нервным движениям, видя, как глаза Розочки становятся все темнее и темнее от переполнявшей ее страсти. Когда они оказались совершенно обнаженными, Савелий взял на руки ее горячее, по-девичьи крепкое тело, осторожно положил Розочку на кровать, опустился перед ней на колени и стал осыпать поцелуями ее медные густые волосы, мягкие губы, торчащие соски грудей, бедра, колени, маленькие пальчики ступней…
— Потом, все потом… — зашептала Розочка, взяв его лицо в руки, и страстно, нетерпеливо добавила: — Возьми меня, милый, я — твоя, только твоя…
Ноги Розочки обхватили бедра Савелия, и его возбужденная плоть, казалось, вот-вот войдет в жаждущее девичье лоно — но Савелий все не решался сделать этот последний шаг: он опасался, что сделает Розочке больно, разорвав раз и навсегда ее нежную пленочку, символ ее чистоты и невинности…
Розочка сама сделала этот решающий шаг. Она ввела рукой набухшую плоть Савелия в себя и сделала резкое движение навстречу. Движение было настолько неожиданным для него, что он понял, что случилось, лишь полностью ощутив себя внутри своей любимой. Раздался ее легкий стон, который она утопила в жарком и долгом поцелуе.
Бедра Розочки, крепко обхватывая его бедра, плавно ходили вверх-вниз, и Савелию оставалось только поражаться тому, как у нее все получается с первого раза. Ловя ее ритм, он лишь помогал ей. Розочка снова застонала, но уже не от боли, а от наслаждения.