— Теперь ты можешь открыть мне, откуда тебе известно о взрывах?
— Все очень просто. Я нашел ту самую карту Москвы, а сложить два и два смог бы и дурак.
— Но почему ты мне веришь?
— Ты слишком любишь себя, и тебе глубоко наплевать на жизни других людей, не так ли?
— А почему я должен ценить их жизни больше, чем свою? Что они дали мне, кроме вечных унижений и насмешек? — Мушмакаев говорил с такой яростью, что даже начал брызгать слюной.
— Бедненький, — ехидно протянул Савелий, — и все-то его обижали…
— Но как только почувствовали мою силу, то готовы жопу мне целовать, — цинично вставил тот.
— Запомни, подонок, когда-нибудь ты получишь свое сполна и будешь проклинать тот день, когда встал на путь насилия, — тихо, но очень внятно произнес Савелий.
— Когда еще это будет, — отмахнулся Мушмакаев, но осекся, испуганно взглянув на Савелия: шайтан бы побрал его язык, еще передумает. — Конечно, если ты выполнишь свое обещание, — заискивающе добавил он.
— Я всегда держу свое слово, даже данное такому подонку, как ты, — твердо заявил Савелий.
— Может, перейдем ко второму вопросу? — предложил Мушмакаев, решив сменить опасную тему.
— Назови фамилию человека, который заказал тебе взрывы в Москве.
— Откуда ты взял, что это заказ? Это я придумал сам, чтобы отомстить за смерть Дудаева! — Он даже придал голосу торжественность, чтобы собеседник ему поверил.
— Слушай, кончай, здесь не митинг, — устало заметил Савелий. — Когда ты был в полной отключке, приходил сам Дудаев…
— Кто? — встрепенулся тот.
— Джохар Дудаев. Так что кончай финтить и не заставляй меня пересмотреть наш уговор, — открыто пригрозил Савелий.
— Прости, не подумал! — взмолился Мушмакаев, еще раз про себя проклиная свой «поганый» язык.
— Фамилию!
— Понимаешь… — снова замялся тот, отлично зная, что, сдав банкира, он навсегда лишится финансовой поддержки.
— Фамилию! — резко повторил Савелий и тут же добавил: — Напоминаю о миллионе баксов.
— Аркадий Велихов, — выдохнул Мушмакаев. — Думаешь, вру? — спросил он, заметив, что Савелий нисколько не удивился.
— Нет, не врешь.
— А почему не удивляешься?
— А чему удивляться: я и сам знал, что он.
— Тогда почему…
— Хотел лишний раз удостовериться.
— Понятно, но откуда ты узнал о Велихове?
— Помнишь ту журналистку, которую ты послал, чтобы мы ее убили?
— Но она же мертва…
— Перед смертью она успела сказать кое-что…
— Всегда говорил, что нельзя оставлять свидетелей в живых, — пробурчал он себе под нос, но тут же осекся и вновь сменил тему: — Да именно Велихов финансировал мой отряд и даже направлял иногда наши действия.
— А Буденновск?
— И Буденновск, и многое другое. А что хотел Джохар? — неуверенно спросил он.
— Ты не забыл, что я обещал тебе «во-вторых». Дудаев приходил к тебе за «хитрым» чемоданчиком…
— Подумай, и здесь ты успел! — зло скривился Мушмакаев.
— Не волнуйся, я отдал ему чемоданчик, а он заверил, что решит с тобой финансовые вопросы, когда вы встретитесь. Так что встречайся, забирай свои баксы и зарывайся куда-нибудь поглубже, чтобы свои же не кончили.
— Интересно, что ты потребовал у Дудаева за этот чемоданчик? — подозрительно посмотрел он на Савелия.
— У него и спросишь.
— Может, снимешь с меня наручники, если мы договорились?
— Я же сказал, что в Москве отпущу тебя на все четыре стороны, помнишь? — спокойно возразил Савелий. — Не спеши, через двадцать минут прилетаем.
— Надеюсь, не в Шереметьево? — пошутил тот.
— Нет, в Мячково, достаточно далеко от Москвы, чтобы тебе спокойно зарыться в нору. Хочешь совет?
— Ну…
— Не вздумай предупреждать Беликова, он не из тех, кто прощает предательство.
— Разве похоже, что я с дерева слез?
— Очень похоже, — хмыкнул Савелий.
— Связанного человека можно и оскорбить, — обиделся Мушмакаев.
— Ты что, хочешь, чтобы я тебя развязал и только потом оскорбил… по-настоящему? Могу, если хочешь.
— Нет, нет, — тут же воскликнул тот, — это шутка!
— Ну-ну…
Перед вылетом Савелий успел созвониться с Вороновым и сказать, куда и во сколько прилетает, но просил никому об этом не сообщать, встретить, но машину взять у друзей.
— Ты ничего не путаешь? — удивленно спросил Воронов.
— О чем ты? — не понял Савелий.
— Об аэропорте. В Мячково, насколько мне известно, нет ни таможни, ни пограничного поста.
— Сам удивляюсь, но, видимо, деньги прокладывают любую дорогу.
— Вполне вероятно. Не беспокоили больше «наши друзья»?
— Да как тебе сказать… — Савелий специально сделал паузу.
— Понятно, не исключаешь, что могут и здесь назойливость проявить?
— Скорее всего.
— Не бери в голову, прорвемся! — успокоил Воронов, давая понять, что будет осторожен.
— А куда мы денемся? — в тон ему ответил Савелий. — Как Лана? — перевел он разговор, уверенный, что Воронов все понял и примет необходимые меры предосторожности.
— Лана? Занята особой подготовкой.
— Какой подготовкой?
— Стать матерью.
— Как матерью? Вот жук! О главном-то молчит! — обиженно заметил Савелий.
— Разве я тебе не говорил?
— Может быть, кому и говорил, да только не мне.
— Извини, братишка, я действительно был уверен, что говорил, — повинился Воронов.
— И когда ты узнал, что она ждет ребенка?
— Перед нашим вылетом на «Горный воздух».
— Ну и свинья же ты! Брат называется! Столько месяцев мой племянник живет на свете, а я только сейчас узнаю о его существовании.
— Каюсь и торжественно клянусь… — начал Андрей, потом совсем по-мальчишески добавил: — Простите, дядечка, я больше не буду.
— Ну, что с тобой поделаешь? Прощаю… на первый раз. Кого ждете?
— Лана уверена, что будет сын, а я буду рад тому, кто появится. — Чувствовалось, как сразу потеплел его голос, когда он заговорил о своем будущем ребенке. — Может, хочешь с Ланой поговорить?
— Ни в коем случае! Или ты хочешь, чтобы я ей рассказал все, что о тебе думаю?
— Лучше не надо, — усмехнулся Андрей.