— Послушай, Олег, чего так спешишь, еще больше месяца впереди, — буркнул Паша Еременко.
— А ты считаешь, что времени много, чтобы сделать классный праздник?
— Во всяком случае, не думаю, что нужно все бросить и заниматься только подготовкой праздника, — недовольно проворчал Паша.
— А тебе никто не позволит все бросить — потому-то времени не так и много.
Несмотря на то что Олег изо всех сил старался скрывать боль в боку, многие об этом знали и советовали лечь на обследование, хотя бы на пару дней. Но он никого не слушался и все силы и энергию отдавал подготовке праздника, занимаясь параллельно и основной деятельностью «Герата».
Дни летели быстро, на славу отпраздновали 850-летие Москвы. За всеми заботами и радостями незаметно промелькнул сентябрь. На шестилетие «Герата» Олег сумел пригласить «команду» известных артистов, крупных деятелей государства, политиков, военных. В четверг Центральный Дом Российской Армии был забит до отказа.
Обычно Олег очень стеснялся выступать со сцены, а уж если нельзя было избежать этого, то старался быть как можно более кратким. Но в тот вечер, словно предчувствуя, что в последний раз выступает перед аудиторией, он был не похож на себя: шутил, балагурил, заводил всех, много времени провел на сцене, принимая поздравления от череды уважаемых в стране лиц. А когда торжественная часть завершилась, Олег несколько раз появился на сцене во время концерта, по окончании которого пригласил всех на банкет.
Непонятно, какие силы поддерживали его в тот день и вечер. Он ни разу не присел даже за праздничным столом. Когда веселье было в самом разгаре, кто-то из уважаемых гостей обратил внимание на бледность Олега и уговорил его выпить за здоровье «афганцев». Через пятнадцать минут «скорая помощь» с включенной сиреной мчалась в Боткинскую больницу, а еще через полчаса глава «Герата» уже лежал на операционном столе.
Когда хирурги добрались до его селезенки, они поразились: она была настолько повреждена, что видавшие всякое врачи никак не могли поверить, как с такой травмой он не только жил, но еще и много работал.
Операция длилась несколько часов, и собравшиеся в больнице друзья
— афганцы» безмолвно ожидали ее окончания, вопросительно бросая взгляды на любого человека в белом халате, проходившего мимо них. По окончании операции возглавлявший бригаду хирург вышел к ожидавшим:
— Вы все прошли дорогами войны и отлично усвоили, что доктора, к сожалению, не Боги. Обратись Олег хотя бы на пару-тройку дней раньше, и я бы заверил вас, что он выкарабкается. А сейчас… — Доктор развел руками. — Мы сделали все, что могли, и даже более того, и сейчас все в руках Всевышнего. Будем надеяться…
— Когда можно увидеть его? — спросил Равиль.
— Через час-полтора, когда он отойдет от наркоза, один может войти к нему, но не больше чем на пять минут и, конечно же, никаких тем, которые могут его взволновать.
Никто из ребят не сдвинулся с места. Не сговариваясь, все решили ждать, когда Олег придет в себя. Никто не помнил, сколько прошло времени, прежде чем перед ними появилась молоденькая медсестра.
— Кто из вас Паша? — строго спросила она.
— Я. — Паша Еременко, словно школьник, поднял руку, чем вызвал на лице девушки улыбку; с одобрением оценив его габариты, она уважительно сказала:
— Он вас просит… — Потом взглянула на остальных, вздохнула и махнула рукой: — Ладно, что с вами поделаешь, можете взять с собой еще двоих.
— Спасибо, сестричка! Ребята, не обижайтесь. — Еременко развел руками, словно извиняясь перед остальными. — Равиль и Сергей…
Когда они, набросив халаты, вошли в реанимационную палату, то в полумраке не сразу разглядели Олега. Вскоре глаза привыкли к освещению, и они рассмотрели тянущиеся от Олега разнообразные провода и трубки, подключенные к приборам и пузырькам на штативах.
— Что, надеялись от меня так легко избавиться? — стараясь бодриться, тихо проговорил Олег.
— Господи, он еще шутит, — возмутился Паша. — Ты знаешь, что у тебя селезенка вся всмятку?
— Вот черт, а я люблю вкрутую. — Он изобразил улыбку и вдруг спросил: — Родителям сообщили?
— Валентина Васильевна звонила, — ответил Равиль.
— Она про меня все чувствует заранее, — вздохнул Олег. — А что отец?
— Владимир Евдокимович выехал в Москву.
— Вы уж позаботьтесь о них.
— Конечно. О чем разговор, — пообещал Равиль.
— А Лада знает?
— Пока нет, — ответил Паша.
— И не говорите, ей нельзя волноваться.
— Разве от нее скроешь?
— Придумайте что-нибудь, дня через три сам заберу ее из больницы.
— Размечтался! — бросил Сергей. — Сколько раз тебе говорили, чтобы ты лег на обследование?
— Вот я и лег. — Олег застонал, но все-таки выдавил из себя подобие улыбки.
— Чего теперь говорить? — заметил Паша. — Может, что-то хочешь?
— Притараньте мне видик, а то со скуки скорее умру, чем от разбитой селезенки.
— С утра будет у тебя видик, а фильмы какие?
— «Крестного отца» принесите и «… по прозвищу „Зверь“, они рядом с видиком лежат.
— Серега, наклонись ко мне, — попросил Олег и произнес: — Позаботься о родителях, если что-то где-то не так…
Тот кивнул и спросил:
— Хорошо, а что тебе есть можно?
— Ты что, не видишь, я даже сейчас питаюсь. — Он кивнул на висящие на штативах пузырьки капельниц.
— Шуточки у тебя, командир, — покачал головой Равиль и добавил: — Пару дней ему действительно ничего нельзя, я точно знаю, у меня один знакомый перенес такую же операцию на селезенке.
— И как он? — насторожился Сергей.
— Пять лет уже прошло, даже и не вспоминает.
— Слышишь, Олежек? Все будет хорошо, — навис над ним Паша и шепотом спросил: — Страшно?
— Есть немного, — честно признался Олег и с грустью добавил: — Больше всего родителей жалко. Они ведь будут переживать…
Вишневецкий очень трогательно, с сыновьей заботой всегда относился к родителям, особенно к матери.
— Мужики, дайте покурить! — бодрясь, попросил он.
— А можно? — нахмурился Равиль.
— Мне теперь все можно, — ответил Вишневецкий.
Они пытались отговорить его, но Олег всегда отличался упрямством, и ребята согласились, чтобы не огорчать его в таком состоянии. Заглядывала медсестра, пыталась выгнать посетителей, но Вишневецкий так убедительно доказывал, что ему стало лучше от их присутствия, что она сдалась, прибавила им еще несколько минут и вышла. Олег продолжал шутить, балагурить, и ни у кого из них и мысли не возникло, что они слышат его в последний раз.