Но Малютину не пришлось закончить свою мысль: зазвучал вызов селекторной связи - к нему просился Юра, его помощник, весьма толковый малый. Видимо, было что-то срочное, раз Юра, несмотря на его распоряжение, осмелился побеспокоить шефа.
- Зайди, Юра! - сказал Малютин в микрофон селектора и вышел из-за стола, чтобы отпереть дверь.
- Сергей Петрович, пришел факс из Госдумы, - сказал помощник, войдя в кабинет, - они требуют отчетного доклада на своем закрытом заседании по делам, которые мы раскручиваем вместе со швейцарцами.
- Когда заседание, на котором надо докладывать?
- Послезавтра.
- Успеем. Ты вот что... подготовь для меня все бумаги, которые у нас есть, я сам отберу, о чем буду говорить. И еще... набросай, пожалуйста, черновик доклада. Ну, как бы ты сам стал его выстраивать. Я-то писать не мастак. Может быть, этот черновик потом пригодится для газетной публикации... Если мы с тобой на плаву удержимся.
- Удержимся, Сергей Петрович! - уверенно сказал Юра. - У нас столько материалов набралось, что виновных ни в одном суде не отмажут!
- Ну-ну... Молод ты еще, Юра, горяч да наивен, по-настоящему пороху не нюхал. - Малютин покачал головой. - Вот когда нас прижмут всерьез, тогда узнаешь, как оно бывает...
- Да все будет в порядке! Я вам такой доклад напишу - пальчики оближешь! Я же знаю, чем этих коммунистов пронять, вот увидите!
- Твоими устами, Юра, только мед пить и ничего крепче... Иди работай. Посмотрим, как у тебя получится. А документы пусть мне сейчас же принесут!
Внезапно в кабинете раздался звонок по правительственной связи. Малютин даже вздрогнул, услышав его.
- Можешь идти, Юра! - сказал он, подошел к аппарату и снял трубку.
- Ну что, прокурор, киношку внимательно просмотрел? - спросили его.
И интонация, и голос с легким кавказским акцентом были уже знакомы Сергею Петровичу, но он все никак не мог узнать, кто этот человек.
Получив и просмотрев первую видеокассету, Малютин, естественно, попытался вычислить потенциального шантажиста. Но как реально он мог это сделать? Любые расспросы Артура отпадали; тот вел себя уважительно-отстраненно, как ни в чем не бывало, про "племянника" больше не упоминал, как-то, между прочим, заметив, что он уехал на родину.
Малютин часами изучал список депутатов Госдумы и ставил галочки, отмечая "кавказские" фамилии. Кому из них потребовался на него компромат? Представителям осетинских "водочных королей"? Или ингушских нелегальных торговцев золотом? Или азербайджанских наркобаронов? А может, самому пресловутому Джанашвили?
Но, в конце концов, кавказский акцент мог быть просто ложным следом, должным ввести его в заблуждение, а шантажировать его собирались чисто русские люди, занятые темными махинациями с нефтью, алюминием или какими-нибудь финансовыми аферами.
Малютин терялся в догадках - задача, которую ему преподнесла судьба, была с таким количеством неизвестных, что не имела решения. И самое печальное было в том, что он никуда не смел обратиться за помощью - ни в ФСБ, ни в МВД, - перед людьми, знавшими его не один десяток лет, ему было мучительно стыдно признаться в том, что с ним случилось. Хотя, наверное, любой объективный человек согласился бы с тем, что реальной вины Малютина в случившемся нет. Но он так и не мог преодолеть терзающий его стыд...
- Посмотрел, - сухо ответил он, ожидая, что будет дальше.
- Надеюсь, тебе ясно, что если мы захотим, то достанем твоего сына из-под земли и разрежем на мелкие кусочки. Их мы скормим собакам, а тебе отправим на память о сыне его скальп и уши...
- Что вы хотите? - перебил неизвестного Малютин.
- Послезавтра ты будешь читать свой доклад в Думе. Мы примерно знаем, о чем ты хочешь говорить. Так вот, перед выступлением ты покажешь свой доклад нам и будешь читать его только в нашей редакции.
- Это невозможно... - тихо сказал Малютин и вытер выступивший на лбу пот.
- Что? Попробуй только не сделать так, как тебе говорят! Сначала мы долго-долго будет насиловать твою дочь-школьницу, потом наступит черед твоего любимца-сына. А если судьба твоих детей тебя ничему не научит, тогда кассета с твоей голой жопой облетит весь мир, и тебе не останется ничего другого, как повеситься от стыда...
Даже сидя в кресле, Сергей Петрович почувствовал нервную дрожь в ногах. Его горло пересохло, и поэтому, когда он сказал свою следующую фразу, его голос звучал очень хрипло и тихо:
- Хорошо... Я вас понял. Как вы себе представляете техническую сторону вашего редактирования?
- Вот это совсем другой базар! - похвалил Малютина невидимый собеседник. Да не волнуйся ты, в самом деле! Никто ничего и не поймет, у нас ребята ушлые работают. Расставим кое-какие акценты, а тебе за это...
- Мне лично ничего не надо, оставьте только мою семью в покое...
- Ладно, договоримся! А насчет доклада сделаем так: завтра вечером к тебе в Прокуратуру приедет мой человек. Доклад отдашь ему. А утром, когда появишься в Думе, мы его тебе лично в руки вернем. О'кей?
- Да, я все понял.
- А ты мне нравишься таким понятливым! - хохотнул неизвестный и положил трубку.
Малютин откинулся в кресле: этот разговор напрочь выбил его из рабочего состояния. Сергея Петровича охватила нервная дрожь, хотелось немедленно сбежать куда глаза глядят, забиться в какую-нибудь глубокую щель, только не участвовать во всем этом гадком шоу, которое для непосвященных именуется "российская политика"... Господи, за что ему такое наказание?!
Он едва не взвыл от бессилия. Потом все-таки собрался, сжал волю в кулак: он не имеет права хныкать! Не имеет права! Он должен думать о своих близких. Ради них Сергей Петрович был готов на все. Он вызвал помощника, приказал ему отложить все текущие дела и подготовить доклад к завтрашнему вечеру. Причем отпечатать его в двух экземплярах: как опытный чиновник, Сергей Петрович знал, что второй экземпляр первоначальной версии документа еще может пригодиться...
Когда вечером следующего дня в его кабинете появился референт Джанашвили Виктор Мирский, представившийся ему как "посланец звонившего", первый экземпляр доклада Малютин отдал ему, а копию оставил у себя: все же веря в то, что авось он когда-нибудь всенародно прозвучит в полном объеме...
Закрытое заседание в Думе, посвященное расследованию злоупотреблений, допущенных во властных структурах, происходило бурно и очень нервно. Журналистов - во избежание обнародования скандальных фактов - на думские слушания не допустили: депутаты, боясь запятнать честь мундиров, старались не выносить сор из избы и решить эти проблемы в собственном узком кругу.
Когда пришел черед Малютина, в зале оживились: депутаты ожидали, что знаменитый своей принципиальностью следователь Генпрокуратуры все и всех назовет подлинными именами.