Богомолов улыбнулся, вспомнив одно необычное обстоятельство этой операции. Стояли крепкие морозы, защитники отвечали ураганным огнем, и долго лежать в снегу никому из нападавших не хотелось. И они то ли от холода и страха, то ли для того, чтобы нагнать жути на врага, бросались в бой с таким многоэтажным матом, что потом сами вряд ли смогли бы его повторить в нормальной обстановке. Многие афганские офицеры учились в военных училищах и академиях СССР и там, естественно, освоили ненормативную лексику. Услышав отборный русский мат, многие охранники опустили оружие.
Возле главного входа бойцы Богомолова вновь попали под плотный огонь афганцев. В первые же минуты группа Богомолова потеряла двух человек, да и сам майор был легко контужен.
Чем ближе подступали нападавшие, тем яростнее оборонялась афганская охрана. Спецназовцы и воздушные десантники действовали отчаянно и беспощадно. Они взламывали двери, бросали гранату, затем, для полной гарантии, простреливали помещение из автоматов и устремлялись дальше.
Один из БМП «мусульманского» батальона при переходе мостика через арык завалился и перевернулся, придавив выходные люки. Командир отделения стал отчаянно взывать о помощи, включив постоянную передачу позывных старшего командиру. Не подумав, что этим парализует радиосвязь с другими частями. Хорошо еще, что для подобной ситуации был предусмотрен запасной канал.
На втором этаже дворца начался пожар. Богомолов с небольшой группой бойцов прорвался туда и увидел какого-то мужчину, сидевшего на полу возле стены. На мужчине были только белые трусы и майка. В руке он держал запаянную колбу с какой-то жидкостью. От колбы тянулась трубка, оканчивающаяся иглой, воткнутой в вену на сгибе локтя. Рядом с мужчиной стоял мальчик лет пяти и плакал.
Позднее Богомолову пришлось участвовать в допросе адъютанта Амина, которому, как только начался штурм дворца. Генеральный секретарь приказал позвонить, чтобы предупредить советских военных советников о штурме.
— Советские помогут, — уверенно заявил Амин.
— Товарищ Генеральный секретарь, так это же советские и стреляют,
— чуть растерянно ответил адъютант.
— Врешь, не может быть! — вскричал Амин, потом неожиданно успокоился и сказал: — Соедини с начальником Генерального штаба.
— Нет связи!
— С командиром танковой бригады!
— Нет связи, товарищ Генеральный секретарь!
Амин уставился в одну точку перед собой и пробормотал:
— Я догадывался… — Потом качнулся взадвперед и тихо добавил: — Все верно…
В этот момент в окно влетел снаряд, впился в стену и… не разорвался.
— Ага! — радостно воскликнул Амин, словно получил сообщение, что никакого штурма нет, а это салют в его честь.
В следующий момент второй снаряд разорвался прямо у окна, один из осколков впился в грудь Амину, но он даже не почувствовал боли и вскочил. Капельница опрокинулась, Амин успел подхватить колбу с физраствором и, сжимая ее в руке, точно гранату, выбежал в коридор. За ним побежал и его сын.
Раздавшийся взрыв отбросил Амина к стене. В этот-то момент в коридор и ворвался Богомолов с тремя бойцами. Прочитав в глазах русских приговор. Амин подобрал с пола оброненный кем-то пистолет и медленно поднял оружие, но нажать на спуск не успел: очередь, выпущенная быстрой рукой Криворучко, оборвала жизнь диктатора. Одна из пуль, срикошетив от стены, вонзилась в хрупкое тело мальчика.
— У, дьявол! — растерянно выругался Криворучко, склоняясь над мальчиком.
— Ранен? — с надеждой спросил Богомолов.
— Убит! Пуля… рикошетом… — поморщившись, ответил старший сержант.
В этот момент из боковой комнаты выскочил мужчина лет сорока. По его пышным аксельбантам и белоснежной портупее Богомолов сразу же понял, что это кто-то из окружения диктатора. На всякий случай он взял афганца на мушку, но тот в отчаянии бросился к телу своего покровителя и начал причитать на своем языке.
— Родственник, что ли? — удивленно спросил его Криворучко.
— Нет, это наш Генеральный секретарь, Хафизулла Амин, — со слезами на глазах ответил тот на хорошем русском языке.
— Ты уверен? — переспросил Богомолов.
— Конечно, уверен: я его личный адъютант! — с гордостью произнес он.
— Мать честна! — воскликнул Криворучко.
— Вот тебе и мать! — вздохнул Богомолов. — Нужно объявить всем!
— Можно вас попросить об одном одолжении? — обратился неожиданно адъютант.
— Смотря, о каком! — нахмурился Богомолов.
— Разрешите завернуть хозяина в ковер? Боюсь, что надругаются над ним…
— Хорошо, несите сюда ваш ковер.
Тело мертвого диктатора завернули в один ковер, его сына — в другой, чтобы потом предать их земле.
Штурм продолжался около часа. Вскоре Богомолов доложил руководству, что дворец захвачен. Десять человек погибли. Ранений не избежал никто.
А оставшиеся в живых не знали, что все это — лишь начало и будут еще сотни операций, гораздо кровопролитнее, чем эта, и что последний солдат покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года…
Богомолов тяжело вздохнул, опустился в кресло и устало откинул голову на спинку.
Сейчас главное — группа Говоркова. Согласившись на эту операцию после долгих колебаний, генерал надеялся, что Савелий не станет понапрасну рисковать и вернется без потерь…
Савелий не знал о переживаниях Богомолова. Он, конечно, заметил, что генерал беспокоится, но решил, что это связано с предстоящей операцией. Если бы и сам Савелий не думал постоянно об операции «Горный воздух», он сумел бы «прослушать» мысли Богомолова, но ему было не до этого.
Чтобы избежать каких-либо неприятностей на милицейских постах, где могли остановить и проверить багажник, забитый оружием, Савелий обратился к Олегу и попросил пару-тройку машин для сопровождения. У «Герата» было несколько оборудованных спецсиренами и проблесковыми маячками машин. Несмотря на занятость, Олег решил лично проводить группу.
Дорога до военного аэродрома в Кубинке занимала чуть больше двух часов, но Савелий не хотел рисковать и назначил сбор группы за три часа до отлета. В половине восьмого утра он собрал ребят в спортзале, чтобы сказать напутственную речь, но нужные слова почему-то не находились, и Савелий сказал просто:
— Мужики! Хотелось перед дорогой пожелать нам всем чего-нибудь, но слов подобрать не могу. — Он улыбнулся. — Мы с вами славно потрудились…
— Строили мы, строили и, наконец, построили, — писклявым голосом произнес Роман.
— Приятно, что у вас такое бодрое настроение, — заметил Савелий. — Вы прекрасно подготовлены, чтобы выполнить любую, даже самую трудную задачу. Саша, — обратился он к Матросову, сними-ка шапку!
Вздохнув, тот снял шапку, и все покатились со смеху: вместо пышной шевелюры на голове у Матросова остался лишь коротенький «ежик».