— Мне не нравится это прозвище! Я тебе уже говорила!
— Будь проще, не выпендривайся, — урезонил ее помощник.
Станкевич с тоской на лице отошел от окна. Он терпеть не мог пьяных баб, да еще таких прорв, как Вика. Но делать нечего, для этого задания именно она и подходит.
Хозяин надел светлый костюм и собирался спуститься вниз, когда снова зазвонил телефон. Он застал его у лестницы, и Станкевич подошел к столу, взял трубку.
— Только что закончилась встреча Белова и Кромина, — сообщила Людочка Апухтина. — Завтра утром они идут к Президенту. И он, по всей видимости, утвердит Кромина первым вице-премьером.
Она выдала это четко, без всяких вступлений и комментариев. Несколько секунд Геннадий Генрихович молчал.
— Спасибо, Людочка, — не выдав своего потрясения, ровным голосом ответил он.
— Насколько я знаю, вы вместе учились? — спросила она.
— Да, поэтому поводов для беспокойства нет, — проговорил он наигранно-веселым тоном.
— Когда мы увидимся?
— Думаю, завтра-послезавтра, я уже соскучился по тебе.
— Я тоже.
— Спасибо за ободряющую информацию. Целую тебя.
— Целую, пока.
Станкевич положил трубку. Посмотрел на часы: 17.45. В запасе только сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Кромин не должен доехать до Президента. Правда, есть еще ночь. Где только проведет ее Кромин? У себя дома или на даче? Женя не любитель дачной природы, поэтому, скорее всего, дома. На Кутузовском. Там жена, ее мать-старушка и дочь. Пятый этаж. Он помнит окна. А где спальня? Второй такой же смерти, как с Шелишем, быть не должно. Смерти вообще быть не должно.
— Геннадий Генрихович! Ау! Я здесь и хочу вас видеть! — кричала со двора Вика.
— Идиотка! — негромко и зло бросил в ответ Станкевич.
Турецкий появился у себя только к половине седьмого. Денис измаялся, болтаясь у ворот, потому что Лару куда-то услал Меркулов с поручением, а звонить Константину Дмитриевичу и просить его заказать пропуск Грязнов не хотел, да и какая разница, где ждать.
Александр Борисович отругал его за это.
— Для дела хоть самого Президента можно поднять с постели, — изрек он. — Но коли ты здесь, дуй за Питером, он только что звонил из гостиницы и наверняка плещется в душе. Пропуска закажу.
— Вы даже не спросили меня… — начал было Денис, которого распирало оттого, что он нашел террористов, но Турецкий перебил молодого сыщика:
— Вижу-вижу, что нашел! Молодец! А я постараюсь сейчас отыскать твоего дядю. Дуй!
Когда Денис привез Питера, которому еще по дороге Грязнов успел рассказать о своих мытарствах и сомнениях, у Турецкого уже сидели Славка и Меркулов.
Александр Борисович победно оглядел вошедших.
— Вот он, герой дня! Изловитель злосчастных террористов! — ткнул он пальцем в Дениса.
Питер, расширив глаза, прижал палец ко рту и умолял Турецкого не произносить вслух таких слов, ведь их наверняка подслушивают.
— Вот! — Турецкий выложил на стол два «жучка». — Конечно, могут быть и еще, но в других кабинетах. А теперь посмотри на это! — подвел он Питера к окну. Наверху, скрытый широким карнизом, помещался продолговатый прибор, прикрепленный к стене.
— Такой? — спросил Александр Борисович у Реддвея.
— Ну есть и такой, есть и поменьше. Это самый дешевый, — улыбнулся Питер.
— Государство не Ротшильд! — резюмировал Турецкий, — но оно беспокоится о нас. Я пожаловался Белову на утечку сведений и намекнул, — Турецкий похлопал Питера по плечу, — что имею сведения, которые смогу доказать документально, о некоторых высокопоставленных товарищах, не будем называть фамилий, которые работают на преступные кланы. Вчера твой Фомин прислал свою справку Президенту и Белову, а сегодня начал уже трезвонить по всем каналам. Премьер вызвал меня и спросил мое мнение на этот счет.
Александр Борисович гордо посмотрел на Реддвея, по лицу которого разлилось уныние.
— Я же просил, Алекс! — умоляюще проговорил американец.
— Я ничего ему не сказал! Я как раз хотел обсудить с тобой возможность сковырнуть этого тарантула с нашей шеи. Разве плохо?
— Плохо, — сказал Питер. — И потом, я не решаю такие проблемы.
— Ладно, — согласился Турецкий. — А Косте можно сказать?
Питер молчал.
— Все! Но я пожаловался. Сказал, что не могу работать в таких условиях. И попросил обеспечить мне полную секретность следствия. Белов — четкий мужик!
— Нет, ты расскажи, как он тебя принимал! — просиял от гордости за друга Грязнов.
— Ну зачем, господа из ЦРУ могут подумать, что мы тут запросто с премьерами на короткой ноге, а это не так. Или еще хуже, что Турецкий отчаянный грубиян. Так вот, я пожаловался. И намекнул. Премьер возмутился. И полчаса назад, когда я вернулся, некоторые товарищи, присланные Беловым не из ФСБ, прошу заметить, а отдельные специалисты из «Белого дома», нашего «Белого дома», пошукали тут с приборами, нашли и показали мне эти «жучки» иностранного производства, сказали, что доложат об этом Белову и поставили электронную защиту по его указанию. Поэтому говори все, что думаешь! — громко сказал Александр Борисович.
Питер грустно вздохнул и опустил голову.
— Ты недоволен?
— Да, — простодушно ответил Питер.
— Чем ты недоволен?
— Тебе надо все же советоваться. Я хотел провернуть одну операцию с этими, — Реддвей кивнул на «жучки». — Подсунуть ему кое-какую дезинформацию. Очень важную. Так все красиво было задумано, а ты все испортил!
— Извини, — посерьезнев, проговорил Турецкий. — Что ж ты сразу не сказал?!
— Ладно, проехали, как у вас говорят, — усмехнулся Питер.
Зазвонил телефон. Александр Борисович с грустью смотрел в сторону, даже не думая снимать трубку.
— Ты чего телефон не берешь? — возмутился Меркулов и снял трубку.
— Алло?.. Да, это я… У нас тут оперативное совещание… Да по поводу Шелиша… Да, нашли… Поставили… Понял. Сейчас зайду! — Костя поднялся. — Генеральный. Почему-то по городскому. Вы еще не уходите?.. Саша! Я к тебе обращаюсь!
— Нет, Костя, иди, я дождусь.
— Не грусти, Питер, все будет хорошо, — улыбнулся Меркулов и ушел.
— Ладно, займемся делом, — затянув узел галстука и сделав официальное лицо, проговорил Турецкий. — Питер, больше ошибок не будет. Ты меня знаешь.
— Я тебя знаю, — улыбнулся Реддвей, стараясь снять ту напряженность, которая возникла по его же вине.
— О'кей! Ну что там, Денис?
Грязнов-младший рассказал о своих успехах. Александр Борисович выслушал его сообщение без видимого энтузиазма.