— Полагаю, что полковник Фомин из ФСБ. Мне Лара сказала, что Вера захаживает на Лубянку. А уж Фомин в элегантной упаковке преподносит нашему. Меня настораживают его симпатии к этому пройдохе. Тот же действует тихо и осторожно, шпигуя шефа «наушной» информацией о пошатнувшейся дисциплине в подведомственном аппарате. А генеральный — человек строгий, принципиальный, ему не нравится, что следователи позволяют себе пропустить рюмочку в течение рабочего дня. Раньше за это с работы снимали. Хотя он и не ханжа, он демократ, он за справедливость. А Фомин тихо гадит. И происходит процесс наращивания кристалла. Видишь, и в тебя камешек уже пущен…

— Да я хоть завтра на пенсию. Мы уже поругались. Вроде была устная договоренность относительно Скопина, приношу приказ о прикомандировании Льва к следственной части, не хочет подписывать. Сказал, за два месяца заплатите, а в штат не возьму! Кого-то своего хочет перетащить из глубинки. Не знаю теперь, как Леве в глаза смотреть. Выдернули парня из аспирантуры!

— Что же ты мне раньше не сказал?! — возмутился Турецкий.

— Он поставил в известность об этом за секунду до твоего прихода к нему.

— Черт! — Турецкий налил себе еще рюмку и залпом выпил.

Подошел к окну и несколько секунд стоял молча.

— Зачем тебе встреча с Беловым? — спросил Костя.

Турецкий тяжело вздохнул.

— Пойдем ко мне.

Костя взглянул на потолок и кивнул. Они зашли в кабинет к Турецкому.

— Мне надо ехать с Питером в Женеву и арестовать этих мерзавцев. Иначе мы ничего не докажем. А они прямые свидетели. Я думаю, что и аппарат они увезли с собой. А бездоказательные показания того же Володина ничего не решат, ты же понимаешь. И естественно, я буду расследовать это дело в нормальный двухмесячный срок, как и предусмотрено УПК!

Зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку.

— Сергей Басов никуда не уезжал, — доложил Скопин. — Он и сейчас дома.

— Ты где?

— Я звоню из автомата напротив.

— Я еду, жди! — сказал Александр Борисович. — Встретимся у подъезда.

Он положил трубку.

— Лева? — спросил Меркулов.

— Володин дома. Едем к нему.

— Ни пуха!

— К черту! — Турецкий подмигнул Косте, и первым вышел из кабинета.

33

Турецкий примчался в район метро «Академическая», где жил Сергей Басов, минут за двадцать. Лева сиротливо потягивал квасок, стоя у будки рядом с ханыгами, которые попивали пивко, с недоумением поглядывая на рослого блондина, глотавшего кислый квас.

Увидев шефа, Скопин оставил недопитую кружку и бросился к нему.

— Может быть, взять бутылочку коньячка? — деловито осведомился он и, заметив недоуменный взгляд Турецкого, смущенно пробормотал: — Нет, я не буду, но иногда для доверительного общения это помогает. Потому что, сами понимаете, разговор будет нелегким… Деньги у меня есть.

Александр Борисович задумался.

— Ладно, возьми, — согласился он.

Меркуловские сорок пять только раззадорили Турецкого, которому для вхождения в норму требовалось сто пятьдесят, никак не меньше. Да и беседа с генеральным слегка взвинтила старшего следователя по особо важным делам, особенно его грубоватое упоминание о девушках и коньяке. А информация о Скопине вообще вывела Турецкого из себя. И еще то, что Костя принял это как данность, даже не попытавшись что-либо возразить генеральному. Раньше он умел драться. А теперь… Укатали сивку прокурорские горки.

Вадим вернулся радостный с бутылкой «Метаксы» в руках. Он чувствовал свою вину за то, что напился пару дней назад, и старался хоть чем-то ее загладить.

Басов открыл дверь и удивленно посмотрел на незнакомых посетителей.

— Я — Турецкий Александр Борисович, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, — протягивая свое удостоверение, отрекомендовался он. — Это мой коллега, следователь Лев Скопин. Можно войти?

Сергей неожиданно смутился. Он даже не взглянул на удостоверение, не отводя глаз от следователя.

— Я вас узнал, — сказал он. — Видел по телевизору. Входите!

Они вошли. Басов занимал маленькую двух комнатную хрущобу. В комнате помимо письменного стоял большой чертежный стол, по стенам высились стеллажи с книгами, рулонами бумаги, старый шкаф с посудой и безделушками, висел парадный портрет академика Басова, написанный маслом, старинная конторка, для того чтобы писать стоя, в углу тахта, заправленная теплым пушистым пледом, на ней подушка, рядом на тахте и на полу стопка книг. Видимо, Сергей до их прихода читал, лежа на тахте.

— Я прошу прощения, у меня постоянно такой кавардак, — проговорил он, убирая книги на полку. — Ко мне редко кто заходит, поэтому я живу, как мне удобно.

— Нормальная творческая атмосфера, — улыбнулся Турецкий. — Это мы должны просить прощения за такой нежданный визит, но я уже неделю безрезультатно звоню к вам в институт, а застать вас не могу…

— Мне не передавали, — снова смутился он.

— Правильно, потому что я не представлялся, — улыбнулся Александр Борисович. — Не хотелось, знаете ли, будоражить чиновничье воображение. А то моя должность звучит несколько сурово: следователь, да еще по особо важным делам Генпрокуратуры, у дамочек сразу придыхание в голосе и повышенный интерес. Собственно, мы заехали проконсультироваться с вами по одному вопросу. — Турецкий скосил глаз на Вадима и вытащил бутылку «Метаксы». — Набрались нахальства и позволили себе заявиться к вам с коньяком. Знаете ли, по русскому обычаю с пустыми руками в гости не ходят. Но если вы не употребляете, то мы тут же этот вопрос снимаем.

— Нет, коньячок я пью. Немного, но иногда полезно, чтобы снять лишнее напряжение, — закивал Сергей. — У меня лимончик и апельсины есть…

— Вот и чудесно! — промурлыкал Турецкий.

Басов ринулся на кухню. Турецкий снял пиджак, оставшись в одной рубашке.

Лева порадовался тому, как шеф легко преодолел первый барьер, тотчас расположив к себе незнакомого человека, и действительно создал непринужденную атмосферу визита. «Учись, Лева, мотай на ус!» — сказал он себе.

— А может, мы на кухне? — предложил Турецкий, заходя туда.

— Но я боюсь, тут тесно, — пробормотал хозяин. — Эти хрущевские кухни рассчитаны для одного человека.

«Нордическая фактура лица совсем не соответствует характеру, — тотчас подметил Вадим. — Такое лицо к суетливости и бормотанью не располагает. То первое, круглое, подходило больше».

— Поместимся! — уверенно сказал Александр Борисович. — Зато курить можно. Опять же с вашего разрешения. Это я один только такой неисправимый греховодник. Лева у нас не курит.

— Пожалуйста, курите! Проходите, если вас не смущает такая теснота!