– Я действовал согласно инструкций, – как бы успокаивая себя, заговорил лейтенант. – Услышали автоматную очередь, потом два одиночных выстрела – и приехали!
– И сразу прямиком к дому Николая Васильевича… Очень интересно почему.
Парень заметно смутился, но все-таки возразил:
– Не сразу. Опрашивали.
– Врешь, лейтенант, – резко прервал его Грязнов. – Ты бы не забывал хорошую поговорку.
– Какую?
– Жадность фраера сгубила.
– Команди-ир! – донесся голос Николая Васильевича. – К телефону!
– А ты говоришь, – усмехнулся Грязнов. – Шагай.
Задержался лейтенант в доме недолго, вышел смурной, молча кивнул своим сотрудникам и пошел прочь.
– Теперь бы и винца пропустить недурно. Как, Николай Васильевич?
– С нашим удовольствием! – весело ответил хозяин.
– А где Настя? Максимка?
– В чулане!
– Пора бы выпустить…
…Голованов, Демидыч и Филя, ворвавшиеся во двор, увидели идиллическую картину: под звон гитары, которую держал в руках Ленька Удачин, обнявшись, пели песню про удалого Хазбулата Слава Грязнов и Николай Васильевич.
– Гуляют, – ухмыльнулся Демидыч.
– Кто гуляет, а кто страдает, – раздался вдруг голос Шуры Дьяконова, и тотчас из кустарника вышел он сам.
Настя сидела возле кроватки, в которой спал, раскинув ручки, маленький Максим. Неслышно зайдя в комнату, Голованов некоторое время смотрел на Настю, потом негромко кашлянул. Женщина обернулась, встала и протянула руки.
– Ничего не бойся, – прошептал Голованов, обнимая женщину.
– Ты же со мной, Паша…
– И буду всегда. Верь, Настенька.
– Я верю.
Утром Вячеслав Грязнов уехал, перед отъездом обстоятельно переговорив с Павлом Головановым.
– Через пару суток съезд! – подмигнул он. – А насчет Насти и Максимки полностью согласен с Турецким. Отправляй их в Москву.
– Отца не отправишь.
– Разговаривал?
– Бесполезно.
– Не тронут его, майор, – уверенно ответил Грязнов.
– Конечно, не тронут, – усмехнулся Голованов.
– Не наломай дров, майор!
Грязнов уехал один, но с приказом майору немедленно прибыть куда надо после звонка его или Турецкого.
– Удивляюсь на тебя, Павел, – провожая взглядом отъезжавшую машину, сказал Николай Васильевич. – Такое дело, а ты ничего не спрашиваешь!
– Все что надо я слышал от Грязнова.
– Я Грязнову про рожи знакомые вроде не говорил… – неуверенно заметил Николай Васильевич.
– Перебрал ты вчера, отец, – улыбнулся майор.
– Не говорил, – твердо заявил бывший капитан.
– Вот если бы забыл еще, что стрелял, даже из своего подарочного, был бы полный порядок!
– А надо?
– Иначе я бы молчал.
– А люди?
– Люди слышали выстрелы. Всего лишь.
– Может, ты и прав, – задумчиво проговорил Николай Васильевич.
…Алексей Петрович Кротов встретил Турецкого у входа в гостиницу. На приглашение Александра подняться в номер отказался.
– Зайдем в скверик, – предложил Крот. – Но пусть твои охранники тусуются подальше.
Они присели на скамейку, закурили.
– Думаю, через день-другой объявят об отставке секретаря Совета Безопасности со своего поста, – огорошил Турецкого Крот.
– Не слишком ли скоро?
– Он совершил много промахов, надеясь на хорошее к нему отношение хозяина.
– А что ему оставалось делать? И я бы не решил назвать сделанное секретарем промахами, – возразил Турецкий.
– Политика конечно же поле сражения, – заявил Крот. – Но на этом поле воюют не танками.
– До поры до времени.
– Этой поры и не дождался Хвостов, а потому проиграл. Впрочем, этого и следовало ожидать. Последний поступок ему не простят.
– Какой?
– Ты вообще-то смотришь телевизор?
– Ночной выпуск новостей.
– Секретарь открыто поддержал бывшего главного охранника Президента в его борьбе за пост депутата Госдумы. Другими словами, он объявил бой всему президентскому окружению. Главный охранник, как тебе известно, имеет компроматы, и весьма серьезные, если не на всех, то на многих руководящих работников. А поддержал его секретарь Совета Безопасности, человек, отвечающий за безопасность страны во всех проявлениях как внешних, так и внутренних. Из этого следует, что Президент должен дать ход компроматам или сдать секретаря. И я уверен, что он сделает второе.
– Президенту ничего и не остается, как сдать секретаря. Это гораздо проще, – согласился Турецкий.
– Тем более что ему не впервой сдавать бывших своих друзей, – добавил Крот. – Но Бог с ним, с секретарем! Нам надо думать о своих делах, Александр Борисович.
– Придется сматывать удочки, Алексей Петрович, уходить несолоно хлебавши, – усмехнулся Турецкий.
– Можно уйти по-тихому, а можно и громко хлопнуть дверью…
– Дверью-то мы хлопнем, да что толку…
– А нужно не только хлопнуть, но кое-кого прищемить при этом…
– Что предлагаешь, Алексей Петрович?
– Сорвать съезд.
– А сможем? – ухватился за мысль Турецкий.
– Мне хотелось бы в пределах возможного узнать, какими материалами вы располагаете по губернатору Колесниченко.
– А что конкретно тебя интересует? Экономические преступления или причастность к убийствам?
– Второе.
– Скажу сразу. Арестовать мы Колесниченко не можем, нет оснований, хотя все материалы следствия свидетельствуют об его причастности. У нас есть показания Супруна, пленка с видеозаписью на загородной даче, где содержался Супрун, зафиксирован его разговор при этом визите. Думаю, сегодня, если постарается мой стажер, прояснится вопрос о подполковнике Сизове, правой руке генерала Маркуши. Его показания, безусловно, прольют свет на убийства кандидатов… Губернатору мы можем предъявить обвинения в злоупотреблениях властью. На многих документах, связанных с перекачкой денег через коммерческий банк «Грот», стоит его подпись.
– Долгая история, – вздохнул Крот. – Людей за руку поймали при выносе валюты из здания правительства, и – ничего, все в ажуре, живут и процветают, а тут… – Крот махнул рукой, потом внимательно посмотрел на Турецкого. – Мы оба находимся в весьма затруднительном положении, Александр Борисович, хотя, в чем я совершенно не сомневаюсь, доверяем друг другу. Но дело в том, что мы не имеем права говорить об этом открыто…