– Ну и что? – спросил я. – Подумаешь… Президент меняет их, как перчатки.
– А ты бы не поленился и поинтересовался – за что? – сердито сказал Костя.
– Не за убийство же собственного секретаря, – хмыкнул я.
– Речь о другом, – он явно начинал терять терпение. – О его деятельности. О его позиции. Только не ссылайся на занятость. Как, кстати, дела?
– Как сажа бела. Ищем потихоньку. Вот и чеченского полевого командира замочили подобным образом. Как бы нам пульку эту посмотреть, а, Костя? У тебя в окружении чеченского президента Яндарбиева нет близких знакомых?
– Тот же почерк? – он задумался.
– Было темно, – сказал я. – Как у негра под мышкой. Он вышел к забору пописать, объявив технический перерыв на пресс-конференции. Издали прилетела пуля. Угодила прямо под затылок. Умер с гримасой облегчения от тягот жизни на лице. Мой ротный командир говорил… я тебе это не рассказывал?
– Рассказывал. Помню. Душа человека находится под мочевым пузырем. Раз десять рассказывал, – нетерпеливо сказал Костя. – Ну и что ты об этом думаешь?
– А ничего. Выстрелил защитник Корана, поскольку тот оправлялся в неположенном месте и что-то там осквернил…
– Сам знаешь, что я имею в виду, – снова прервал он мою болтовню.
– Когда я говорю, что это тот же стрелок, меня поднимают на смех, – пожаловался я Меркулову. – Что мне остается?
– Слушай, оставь это ерничество! – сказал он с чувством. – Кто конкретно поднимает тебя на смех?
– Слава Грязнов, – сказал я. – Наш вечный исполняющий обязанности начальника МУРа.
– И правильно делает, – буркнул Костя, не скрывая облегчения. Наверное, сначала решил, что речь идет о «большом брате». – Что еще?
– Фоторобот не готов, – сказал я. – Нет данных для его составления. Фрязина придется отправить на Украину, чтобы повторно допросить этих ребят… Знаешь, о ком речь?
– Они же собирались приехать снова, – сказал он.
Понятно. Опять нет денег на зарубежные командировки. Добро бы в Италию или во Францию. А говорил, что не пожалеет никаких средств.
– Значит, будем сидеть и ждать, когда они объявятся, – сказал я.
– Значит, будем ждать, – подтвердил он. – У нас в следственной части уже исчерпаны все средства на командировочные расходы.
– Значит, будем топтаться на месте, – сказал я. – Ты понимаешь хоть, о чем говоришь? Без элементарных расходов на необходимые поездки наше следствие не продвинется ни на шаг.
В ответ он что-то пробурчал, потом довольно внятно произнес:
– Пусть едет. А отставным вице-премьером я бы на твоем месте поинтересовался. Может, увидишь какую-то связь между отставкой шефа и убийством подчиненного. У меня все.
– У меня – тоже. – Я положил трубку, чувствуя себя не в своей тарелке. Что-то забыл его спросить… Ладно, надо бы действительно почитать про отставного вице-премьера. Вспомнил: Костя комплексует от своей неустанной борьбы с курением. Сколько уже прошло времени, как он бросил? Много. Я бы не выдержал. Я бы не решился, глядя на его страдания.
И потому сразу после разговора закурил из пачки «Мальборо», что оставил мне в качестве трофея позорно бежавший Грязнов.
С сигаретой в руке я приоткрыл дверь. Секретарша нашей следственной части Лара Колесникова сидела возле своего компьютера и что-то там выстукивала на клавиатуре.
Наверняка что-то очень личное, поскольку никакого задания я ей на сегодня еще не давал.
Лару я оберегал. Мало ли. Вдруг Ирина возьмет и потребует развода? Скажем, из-за той же Лары, про которую ей уже доложили, будто мы с ней задерживаемся на работе или отдыхаем в ночном клубе, где я был всего-то один раз.
Так вот, если Ирина потребует развода, Лара окажется под рукой. И это меня утешит. Коробит, конечно, от мысли, что использую прелестную девушку в качестве подмены, на подхвате… Словом, как коленчатый вал машины про запас, на случай, если штатный выйдет из строя. Коробит, но всегда в запасе есть неоспоримое соображение, что все мужики одинаковы. Козлы, если быть честным. И все дело здесь в концентрации гормонов в крови. Если концентрация низкая, значит, мужчина порядочный. Чуть повыше – и он уже подумывает, как бы завалить товарища по работе в койку…
– Ты выписываешь «Московский комсомолец»? – спросил я.
– Не мешай, – сказала она. После того как я выпил с ней на брудершафт в одной компании, она позволяет себе при всех обращаться ко мне на «ты». Как бы демонстрируя власть надо мной. Но себе я не могу это позволить. Особенно при подчиненных. Где же тогда субординация? Так я никогда не стану генеральным прокурором. О чем, кстати, она мечтает.
– Я, кажется, задавал вопрос, – сказал я построже. – Чем ты там занята? Мне нужен «Московский комсомолец» за последнюю неделю.
– Я высчитываю по гороскопу, когда у меня родится от тебя мальчик, – сказала она. – Можешь потерпеть минуту?
– Какой еще мальчик? – похолодел я.
– Успокойся. Гипотетический мальчик, – сказала она. – Как все должно совпадать по времени, чтобы сложилось наилучшим образом, понимаешь? Так вот, зачатие должно произойти уже через два месяца. Уточняю, какого числа… Так что готовься.
Я немного успокоился. За два месяца может произойти много такого, что выбьет эту параноидальную идею из ее прелестной головки.
Иметь ребенка от обожаемого шефа. Я слышал, что сегодня это писк моды. Секретарши и референтки просто тащатся. Но не думал, что это поветрие настигнет Генпрокуратуру России. Придется быть начеку. Не позволять себе ничего лишнего. Тем более что с Ириной Генриховной расставаться пока не собираюсь. И хотя привычки в наших с ней отношениях стало больше, чем любви, такой союз я считаю весьма прочным и непробиваемым.
– Мне нужен не мальчик, а подшивка «Московского комсомольца», – повторил я. – И немедля!
– Какой же ты зануда. – Она стала приподниматься из кресла, прекрасно зная, как мне нравится, до пересыхания в горле, наблюдать за ее томными, неспешными движениями.
– Что, ничего не получается? – спросила она. – Все выясняешь с Грязновым, кто из вас доктор Ватсон, а кто Шерлок Холмс?
– Мы чередуемся, – зло сказал я. – Сегодня доктором был он. И вообще, это не твоего ума дело.
– За кого ты меня здесь держишь, граф Турецкий? – Ее глаза медленно белели, что указывало на прогрессирующую стервозность. – Я тебе – кто? Девочка на побегушках? Запасной аэродром, на который ты совершаешь посадку всякий раз, когда твоя супруга отворачивается к стенке, ссылаясь на переутомление?
– Ты пойдешь когда-нибудь или нет? – спросил я потише, с сожалением припоминая, как еще недавно боролся за нее, когда начальник следственной части поставил вопрос о лишении меня секретарши.
Ссорились мы в последнее время регулярно. Это всегда было прелюдией страстного примирения в ее полутемной квартирке. А поводом обычно служили мой застой в делах либо ее неудачи в личной жизни.