Во дворе несколько человек безуспешно пытались поймать сорвавшегося с привязи пса. Пес метался из угла в угол, скаля зубы и рыча.
– Застрелите его, чего возитесь?! – зло кричал Артурчик. – Дайте мне автомат, я его сам застрелю, сволочь такую!
Все штаны у Артурчика были разорваны в клочья и покрыты бурыми пятнами крови, которая стекала на снег по располосованным клыками штанинам.
Никто даже не заметил, как из чердачного окна выпрыгнул человек и скрылся за углом.
Когда Гоша вернулся к бараку, бомжи уже построились у стены. Не было только старика Степки.
– А где этот пень? – грозно спросил Мамонтов, заглянув в барак и проверив чистоту уборки.
– Он, гражданин начальник, сейчас вернется, – ответил дневальный. – Другой бригадир позвал кого-нибудь помочь тачку на кухню оттолкать, он и пошел.
– Что? – Гоша насторожился. – Какой бригадир?
– Ну такой высокий, с бородой, татарин…
В городке стоял теплый осенний вечер. До аэропорта было часа полтора езды, и эти полтора часа дарили пассажирам последнюю возможность насладиться умеренной теплотой баварского климата.
– А я ведь так и не попробовал ни одну немку, – почему-то вкруг вспомнил Гарджулло, тоскливо вглядываясь в затуманенное окно. – Вон сколько их… А я как последний евнух. Это закон подлости – только появилось свободное время, и сразу надо уматывать. Нет чтобы задержаться хотя бы на денек…
– А Марго чем тебя не устраивает? – поинтересовался сидевший рядом с ним Николай Барагин.
– Не шути так… – грозно зыркнул на него Марио.
– Я не шучу. – Николай с трудом сохранял серьезное лицо. – У тебя под боком была очаровательная француженка, а ты глазел по сторонам. А каково приходилось ей? Думаешь, приятно сознавать, что тебя в упор не видит самый сексуальный мужик группы?
– Это я – самый сексуальный?
– А кто же еще? Не я же…
– Хм… Надо будет подумать, – нахмурил брови Гарджулло. – Действительно, неудобно получается…
Реддвей был человеком совершенно непьющим, и крошечная доля алкоголя сморила его мгновенно. Он запрокинул голову и, чуть приоткрыв рот, тихонько похрапывал. Фрэнки решил воспользоваться столь благоприятным моментом и повеселить публику.
– Господин начальник, – обратился он к спящему полковнику, – а не кажется ли вам, что пора бы повысить нам жалованье? Сколько можно ломаться за гроши? В конце концов, мы приносим гораздо большую пользу государству, нежели оно нам. А чем мы хуже других? Мой школьный приятель, тоже компьютерщик, заламывает в одной фирме такие деньжищи, что его жена каждый вечер меняет жемчужное ожерелье. Так сколько вы еще будете эксплуатировать наш труд? Как долго будет продолжаться это рабство?
Реддвей причмокнул губами и захрапел пуще прежнего. Все захихикали, тем самым подначивая Джека на новые подвиги.
– Дрыхнешь, старый боров… – громко произнес Фрэнки и насторожился. Реддвей спал мертвецким сном, а значит, можно было не опасаться его гнева и еще покуражиться. – Нет у тебя ни стыда, ни совести. Тупой солдафон. Безмозглый дятел. Пузо-то отрастил, как беременная баба.
– Ты наглец и мелкий пакостник, – не открывая глаз, трезвым голосом проговорил Питер. – Тебе сейчас пендель отвесить или через пять минут?
– Лучше через пять минут, – покраснел от стыда Джек и от греха подальше удалился в конец салона.
В Мюнхенском аэропорту автобус подрулил прямо к трапу. Группа торопливо выгрузилась и уже через несколько секунд заполнила собой маленький реактивный самолет. Загудели турбины, медленно поползли навстречу сигнальные огни.
– Меня почему-то не покидает ощущение, что это еще не конец, – шепнул на ухо Турецкому Солонин.
– В каком смысле?
– Поездка Сомова к Чабрецу из головы не выходит. Тут что-то не так… Мы явно что-то упустили… Словно дернули за ниточку, размотали клубок, а он опять свернулся, но совсем в другую сторону… А если его хотели убить? Зачем? Значит, он разузнал что-то такое, что нам до сих пор неизвестно… Кстати, водитель-волгарь, помните, я рассказывал, сбежал из милиции. Оказалось, что в кремлевских гаражах он не работал. Значит, он собирался убрать Сомова.
– Да нет, вряд ли. Сомов простой следователь-"важняк", что с него взять? Тем более он наверняка знает, куда можно совать свой нос, а куда нельзя. Я его хорошо знаю – крепкий служака.
– Вот именно! Но тем не менее его, скорее всего, хотели убрать. А ведь Малинов не настолько глуп, чтобы подставляться из-за мелкой сошки… Выходит, он испугался. Но чего?
– На это есть тысяча объяснений. Например, нервы не выдержали… К тому же он не сильно рисковал. Вряд ли нашлись бы доказательства его причастности к убийству. Кстати, как у него с алиби?
– Оказывается, в самом деле полетел в Бельгию.
– Ну вот видишь. А насчет Сомова – нет человека, нет и проблемы. Теперь понимаешь?
– Разреши мне вернуться в Москву.
– Витя, мы уже вышли из игры. Теперь этим делом займутся другие. Те, у кого есть соответствующие полномочия.
– Я прошу тебя. Как друга.
– Хватит об этом.
– Но я же чувствую, что здесь есть какая-то обманка!
– Ты просто слишком чувствительный, – улыбнулся Турецкий. – Отдыхай, Витюш, пока время есть. Расслабься.
– Мистер Реддвей, пройдите к капитану корабля. – Над Питером почтительно склонилась стюардесса.
– А что такое?
– Вам поступило радиосообщение.
Спустя минуту полковник вышел из кабины.
Турецкий невольно поднялся со своего места.
– Что случилось, Питер?
– Биосигнала номер девять больше нет. Это значит, Мамонтов погиб… – дрожащим голосом произнес полковник.
Мамонтов так и знал, что рано или поздно это должно произойти. Понял это сразу, как только узнал, что дед сам вызвался толкать тачку для Тимофея. Не зря вызвался, наверняка хочет рассказать про свое знакомство с ним.
Поэтому, когда после ужина за ним прислали дневального, для Гоши это не было неожиданностью.
– Иду. – Мамонтов лениво поднялся с койки. – Чего им приспичило?
– А я откуда знаю? – Парень пожал плечами. – Мне велено тебя доставить, и весь разговор.
– Хорошо, подожди на улице, пока я оденусь.
Еще можно было сбежать. Одеться потеплее, взять с собой шесть припасенных чекушек, чтоб не замерзнуть, и убежать через окно.