— Я вам и Лаврову привел, — обиженно произнес Скотников.
— Лаврова — человек перспективный, — согласилась Третьякова. — Но где она, ваша Лаврова?
— Вы же знаете, она уехала в Прагу.
— В таком случае, за эту Филиппову именно вы головой отвечаете, понятно?
Это было сказано таким тоном, что у Скотникова подкосились ноги.
— А что же мне с ней делать?
— Во-первых, немедленно позвоните ей, во всем с ней соглашайтесь и убедите ее, что в одиночку действовать опасно. Поезжайте к ней, пасите ее до самого бала. Наплетите что хотите, но чтобы на балу она была! Я сообщу вам, что делать дальше. Понятно?
— Понятно… А скажите, госпожа Третьякова, этот журналист… его что…
— Чушь собачья! — отрезала Ольга. — Он алкоголик, этот Митькин. Вы что, не знали? Запойный алкоголик. Конченый человек. За бутылку водки напишет гадость про родную мать. Вот, видно, и пошел пьяный в булочную. И полез под колеса.
— Ну да, ну да, — обрадовался Скотников.
— Туда ему и дорога, — злорадно добавила Третьякова — Нечего пакостничать!
Скотников захлопнул рот. Аж зубы клацнули.
— Все, конец связи. И учтите, если Филиппова что-нибудь выкинет, я с вас спрошу. Поняли?
…Через час в квартиру Зои Филипповой нагрянули Скотниковы вместе с врачом-отоларингологом Ярославом Головлевым. Они привезли кучу продуктов, бутылку водки и какое-то французское вино. Пока Гуся и доктор разгружали на кухне сумки, Анатолий уединился с хозяйкой в комнате.
— Зоя, ты совершенно во всем права! — начал Анатолий. — Как хорошо, что тебе эта статья попалась! Ты всем нам просто глаза открыла! Но! Мы должны действовать осторожно и обдуманно…
— Я считаю, завтра утром нужно идти в милицию!
— Куда именно?
— Да хоть в районное отделение!
— Это неправильно, — покачал головой Скотников. — Милиция сама продажна и тупа. Вот ты пришла, подала заявление. А они, небось, сами статейку Мить-кина уже прочли, в районном отделении своем. И нужно им связываться с депутатом Госдумы?
— Но там, в статье, написано, что мы должны все вместе, сообща…
— Вот именно! — перебил ее Скотников. — Все вместе! А не в одиночку! В среду на ежегодном балу будут присутствовать все члены Фонда. В том числе вновь принятые. Вот там у тебя будет прекрасная возможность во всеуслышание сказать все, что ты хочешь!
— Да? Это здорово! — загорелась Зойка, поправляя очки. — А как?
— Каждая структура будет выступать с капустником. На сцене, с микрофоном. Вот мы сейчас будем писать сценарий капустника. Я и Головлева для этого взял. У него стихотворный талант.
— У ухо-горло-носа?
— Ну да. Мы сейчас посидим, выпьем, сочиним все как положено. А на сцене, после капустника, ты скажешь все, что думаешь. Прямо со сцены в микрофон!
— Ух ты! Здорово!
…Когда они вернулись на кухню, стол был накрыт. Блюдо с отборными помидорами, мелкими, пупырчатыми огурчиками, желтым, глянцевым болгарским перцем, порезанным кольцами, кучей зелени занимало середину стола. Рядом блестела жирная, посыпанная лучком селедка, овощи по-вьетнамски, нарезка карбоната, маслины. Над закуской возвышалась запотевшая бутылка водки.
Возле плиты, стоя в Зойкином фартуке, Ярослав Головлев жарил мясо. Рядом кипела кастрюлька с картошкой. Гуся расставляла тарелки.
— Ничего, что я в шкафчик за посудой залезла? — Она кинула быстрый, внимательный взгляд на Зойку.
— Ничего, конечно! Боже, когда это вы все успели? — ахнула Зойка.
— Это все Ярослав. У него просто золотые руки! И все так быстро, так споро. Толик, нарежь хлеб.
Скотников взялся за буханку и, нарезая хлеб, оповестил присутствующих о состоявшемся только что разговоре с Зоей. Присутствующие слушали, кивали головами.
— Надо же! Кто бы мог подумать, что это лохо-трон! — сокрушалась Гуся.
— И я даже не предполагал, — вступил в разговор Ярослав.
— Ладно, друзья, давайте за стол! Посидим, обсудим что да как. Мы с Зоей уже выработали план действий.
Зойка ловила на себе восхищенные взгляды Головлева и чувствовала себя Жанной Д'Арк.
Вечер пролетел незаметно. После бокала вина мужчины уговорили дам выпить немного водочки. Под селедку и горячую картошечку с укропом. Дамы не особенно возражали. Скотников опять вспомнил о капустнике, который непременно нужно было сочинить для отвода глаз. Принялись сочинять и даже как-то незаметно развеселились. Потом Зойка вдруг захотела спать. Очень сильно. Скотниковы увели ее в комнату.
… Она проснулась среди ночи. Рядом с ней, обнимая ее крупное тело, спал Ярослав. Диван расстелен, оба они голые… Что было-то? Да что уж тут спрашивать… Но стоило Зойке пошевелиться, как Ярослав тотчас проснулся, крепко прижал ее к себе.
— Что это мы? Как это мы? Я не хотела… — бормотала Зойка под его ласками.
Он был горяч, страстен и ласков одновременно. К утру он приручил ее совершенно.
Когда в десять за ними заехали Скотниковы, чтобы проехаться по магазинам и выбрать наряды к балу, Зоя не возражала. Ярослав убедил ее, что она произведет на членов «Триады» неизгладимое впечатление своей пламенной разоблачительной речью, если будет одета в длинное вечернее платье.
— Люди любят красоту, Зоинька! — сказал Ярослав.
— Ты поедешь с нами? — застенчиво спросила Зоя, глядя на него сквозь линзы очков.
— Увы, меня ждут больные, — развел руками Головлев и шепнул ей на ухо: — Увидимся вечером! Я к тебе приеду, можно?
Зоя покраснела и кивнула. Голованов отчалил, перепоручив Филиппову Скотниковым.
Отсутствие Виктора Нережко на рабочем месте вначале не очень обеспокоило начальство. Лето — пора отпусков, работы собой не было, да и напарник Виктора, Геннадий, сообщил, что Нережко жаловался на
боли в животе. Отравился чем-нибудь, решило начальство, прикинув, что на выздоровление от летней диареи уйдет дня три, не меньше. Однако прошли и три, и четыре дня, пролетели выходные, началась новая рабочая неделя, а Нережко на работе так и не появился.
Утром в понедельник, ровно через неделю, после того как Виктор покинул рабочее место, гориллоподобный Лелик получил заказное письмо, чему несказанно удивился. Даже брать не хотел, так как из опыта своей многотрудной жизни знал, что в заказных письмах лежат повестки в суд, или, скажем, к следователю. Что же еще?
Но настырная тетка вручила ему конверт, указав на обратный адрес. Отправителем значился сосед по гаражу, Витька Нережко.
Чего это он? Уж не баксы ли почтой отправил, дурилка? Конверт, однако, был тонким.