— Кто там?
— Это Витин друг близкий. Вы не знаете, где Витя?
Дверь приоткрылась на длину цепочки. Пожилой
мужчина оглядел Лелика и стоявших за ним братков. Возле ног дядьки стояла здоровенная овчарка.
— Да вы не бойтесь, — улыбнулся Лелик. — Просто я волнуюсь за Витю. Я от него письмо получил, будто он решил того…
— Что вы говорите?! — воскликнул мужчина, открывая дверь. — Значит, все-таки… Ай- яй-яй! Ведь я его из петли вынул, уговаривал его, убеждал. Решил, что он одумался… Вот горе-то… То-то я думаю, почему у них уже неделю нет никого…
— Неделю?
— Ну да. Почти неделю. Сейчас я вам точно скажу… Это случилось во вторник рано утром. Я пошел Линду выгуливать, вдруг шум, треск из его квартиры. А дверь была не заперта, к счастью. Мы с Линдой туда. А он на полу барахтается с ремнем на шее. Вокруг осколки люстры… Ужас! Хорошо, что люстра упала. Хотя, что же хорошего, если он все-таки…
— А где же его родные? Почему никто не волнуется?
— Так жена уехала. Бросила его. Он из-за этого… О господи, вот горе-то… А дочка в Ростов уехала к матери. Я ее видел…
— Это когда было?
— Да на следующий день, в среду. Она сказала, что папа, мол, оправился и отпустил ее. Лето ведь, что же ей в городе сидеть. Вот ужас-то… А где тело? — осторожно спросил сосед.
— Тело пока не нашли.
— Так нужно в милицию заявить…
— Вот вы и заявите. Или жена пусть заявляет. Ее муж пропал. Ну, бывайте! Спасибо вам.
Лелик потопал вниз по лестнице. Братва за ним.
Во дворе, усевшись на скамейку, устроили импровизированные поминки. Водка была разлита по пластиковым стаканчикам. Лелик вздохнул и произнес:
— Вот, братва! Все сходится! Старикан сам его из петли вытянул. Ну, Витька и ушел куда-то. Чтобы повторить. Если уж человек решил из жизни уйти, его никто не остановит! Что ж, Витька, светлая тебе память!
Выпили, закусили.
— Он, Витька, в тачках рубил, как Бог, — рассказывал Лелик. — В проводах сек, как академик. Да еще по-английски маленько шпрехал, ей-богу, я сам слышал… Это бабы его довели. Жена пилила, дочка скандалила. Вот, добились своего. Что теперь делать будут? Горло друг другу из-за квартиры перегрызут.
— Лелик, так, может, ты на телку его наедешь? Пусть отдает хату. И делить будет нечего.
— Нет. Я Вить кину волю не нарушу. Эх, зря я его отбашлял! Не дал бы баксов — был бы жив. И вообще… Чего решил вешаться? Ну, простил бы я ему…
— Три тыщи баксов простил бы? — . Самурай сузил и без того узкие глаза.
Лелик по привычке подумал, затем ответил:
— Нет, три тыщи не простил бы. Это не по понятиям. Эдак каждый брать будет без отдачи. Не… Урыл бы его. И бабу его в клочья порвал бы. А теперь что? Теперь он расплатился… Кто ж теперь его бабу тронет? Или дочку? Что ж мы, без понятия? Эх, Витя, Витя…
— А что ты так уж уверен, что он того… Все-таки себя кончить не каждый может. А вдруг он придумал все?
Лелик помолчал, затем ответил:
— А мне плевать, даже если и жив. Даже если и придумал, что ж — хорошо придумано. А если он мне живым попадется, то уж я его точно кончу. А пока не попался, будем считать его геройски погибшим.
— Слышь, Лелик, а что ты с его тачкой делать будешь?
— Я ее в музей поставлю.
— В какой? — обалдели кореша.
— Памяти Виктора Нережко. Я в его гараже памятник поставлю. Вернее, посажу… — ухмыльнулся Лелик.
— Чего? — Братва уж не знала, как и реагировать на сказанное. — Не поняли…
— Того. Скоро поймете.
— Может, еще водочки хватанем? — предложил кто-то.
Хватанули.
— Кто же мне теперь «мерс» чинить будет? — все предавался печали Лелик.
— Ладно тебе! Мастеров, что ли, мало? А вот кто тебе долг вернет?
— Это-то как раз ясно, это-то ясно. Сейчас водярой подзаправимся и поедем с козла башли снимать. Мне на три тыщи начхать, это не деньги, а сдача. Но чтобы этот таракан усатый так и жил дальше, как ничего не случилось, — это дудки!
Но его плану не суждено было осуществиться в этот день. Отдыхавшая во главе с Ле ликом бригада была вызвана по мобильному начальством, то есть самим Мишей Воркутинским. Предписывалось немедленно собраться, стволы с собой, выдвигаемся на четыре дня в Тверь. Сбор через час. Отбой.
Таким образом Скотников получил отсрочку на целых четыре дня. Сам он об этом, разумеется, не ведал, разъезжая по городу с Гусей и Зоей и готовясь к вечернему балу.
Ранним вечером к отелю «Мариотт», что на Петровке, начала съезжаться нарядно одетая, респектабельная публика. Мужчины в смокингах помогали выбираться из иномарок своим дамам в вечерних туалетах, источавших ароматы дорогих и модных духов. Сверкали драгоценные камни, тускло мерцало золото. Многие приехавшие на бал взяли свои изысканные туалеты и смокинги напрокат, драгоценности были заимствованы у родственников и знакомых, но кто же об этом знал?
Прохожие поглядывали на публику с раздражением, а то и злобой.
— Ишь, буржуи недорезанные, разъездились! — Явно нетрезвая женщина неопределенного возраста шарахнулась от резко притормозившей у тротуара «ауди».
— В чем дело, мадам? — осведомился невысокий мужчина с пышными усами, делавшими его похожим на таракана. Был он, натурально, в смокинге. — Кто вас обидел?
— Ты и обидел, олигарх хренов! Че ты на людей наезжаешь-то? Думаешь, крутой, так давить можно? Чтоб вы передохли все! Чтобы перестреляли бы друг дружку!
— Вот спасибо, добрая женщина! А хочешь, я тебя в милицию сдам? — разозлился Скотников.
— Попробуй, давай! Ишь, рожу отъел, таракан! — не на шутку разошлась тетка.
Из машины тем временем выбрались дамы. На Гусе наряд серо-голубого цвета, Зоя в черном, как и советовал Ярослав. Зойка путалась в подоле непривычно длинного платья, поправляла то и дело сползавшие очки, уронила сумочку — в общем, выглядела достаточно нелепо.
— А баб-то своих раскормил как! Гляньте, люди добрые! Ты с ними с обеими, что ли, спишь?!
К ним спешил охранник. Тот самый, что «воспитывал» у дверей другой гостиницы Виктора Нережко.
— Погоди, сейчас тебе объяснят, как нужно себя вести на улицах города! — прошипел Анатолий.
— Прекрати, Толя! Прошу тебя! — воскликнула Зоя, увлекая своих партнеров к дверям гостиницы. — В сущности, она права! Конечно, все это раздражает простых людей. Я ее понимаю.
— Да она алкашка просто, ты не видишь, что она пьяная? — вступила Гуся.