Аня, смотревшая телевизор в холле больницы, услышав фамилии, невольно вскрикнула — так страшно выглядели распростертые на полу окровавленные тела.
Скучавший дома Голованов встрепенулся и уставился в телевизор, не веря своим глазам. Сомнений не было — на полу кухни лежали Скотниковы… Он бросился звонить Денису Грязнову.
В полном оцепенении сидел перед экраном отец Нины, одинокий, нищий старик.
Виктор Нережко тоже смотрел вечерний новостной выпуск. Прослушав информацию, он злорадно улыбнулся.
— Все, Надежда! Финита ля комедиа!
— Что? — не поняла дочь.
— Выходим из подполья!
Виктор Нережко решил, что раз остался жить, то это не напрасно. Он очень хорошо усвоил уроки «Триады». Прочувствовал на собственной шкуре. И начал воплощать теорию в практику по всем законам жанра. Деньги из Ростова пришли через пару дней после того, как Надежда позвонила своей матери. Два дня Виктор ночевал на вокзалах, решив не появляться в общежитии дочери в прежнем облике неудачника. Эти два дня он провел за чтением изданий по недвижимости. Его интересовала рубрика «Жилье внаем».
Когда три тысячи долларов оказались в их руках, Виктор обратился в одно из известных и респектабельных агентств, и за несколько дней ему подобрали двухкомнатную квартиру в тихом месте. Квартира оказалась ухоженной и мило обставленной. Она сдавалась на лето, пока хозяйка, бывшая актриса, выезжала на дачу. Заключили договор, Виктор внес деньги за месяц вперед.
Затем следовало экипироваться. Здесь помогала Надежда, так как сам Виктор в вопросах моды не ориентировался абсолютно. Костюм, сорочки, галстуки, обувь — все было не от самых дорогих, но от вполне известных, узнаваемых фирм. С ног до головы одели и Надю.
Денег оставалось на вполне приличное питание и представительские расходы в течение месяца.
Далее все было просто. Стоило Надежде появиться в общежитии в сногсшибательном наряде, как все здание облетела весть, что Надькин папаша развелся с мачехой, нашел крутую работу, купил квартиру, где теперь будет жить вдвоем с дочерью.
— Старую хату мачехе оставил, хотя это его квартира, но ему плевать. Очень нужно жить на выселках! Мы теперь в самом центре. У отца такой бизнес! Он и меня к себе берет.
— А как же учеба? — таращились девушки.
— Это можно совмещать! Я буду работать у него вечерами. Отчего не поработать за пятьсот баксов в неделю? И вообще, девчонки, приходите к нам на новоселье! Папан всех приглашает, абсолютно всех! Он, оказывается, такой клевый! Как расстался со своей чувырлой, его как подменили! Приходите, он хочет знать, с кем я дружу!
Новоселье удалось. Ввалившаяся в квартиру толпа обомлела от вида красной и черной икры, рыбных и мясных деликатесов, изобилия фруктов, дорогих вин и шампанского.
Виктор шутил, развлекал девушек всякими байками, танцевал с каждой по очереди и шептал при этом в каждое розовое от волнения ушко, что может устроить и ее, Машу, Наташу или Дашу, в исключительно интересный и прибыльный бизнес. Просто потому, что
Маша, Наташа и Даша очень милые девушки. И он желает им счастья. И квартиру в Москве. «И это возможно?» — Девушки вспыхивали от вожделения. Конечно! Ну… Не совсем так. Берут не каждого. Отбор строгий и тщательный. Но он, Виктор Сергеевич, поговорит с кем нужно…
Он томил их. Они приходили в их дом ежедневно и слушали сказки про будущую сладкую жизнь. Обедали, пили вино. Перед уходом он совал Им деньги на такси, чтобы не дай бог не обидел кто поздним вечером… Они все ходили в этот дом, как за порцией наркотика. Затем, исподволь, он сказал пятерым, самым созревшим и нетерпеливым, что квартира в Москве — это реальность. Но не бесплатно же! Зато очень дешево — всего четыре тысячи. Тысячу он прибавил на то, чтобы девчонки сразу же изменили имидж. Сразу выглядели состоятельными. С первых же дней. Он уже знал, насколько это важно. Девчушки задумались, бросились звонить родителям. К четверым приехали мамаши. И их, взрослых женщин, сумел обаять Виктор. И убедить в надежности предприятия.
— Это нечто вроде ипотеки, беспроцентного кредита. Затем, работая в фирме, ваша дочь быстро вернет ей кредит. Разумеется, если ее примут,'—добавлял он.
Он вспомнил английский, который изучал в спецшколе и которым давно не пользовался за ненадобностью. А здесь пригодился и язык.
Надежда, выскочив на улицу, скажем, за пирожными, набирала по сотовому через междугородку номер квартиры. И Нережно, сняв трубку, по-деловому подобравшись, минут по десять болтал по-английски в пустое пространство. Мамы и дочки благоговейно ожидали окончания разговора.
Надежда возвращалась со сладостями и небрежно бросала, что-то типа:
— Па, опять из Штатов? Твой господин Райе?
— Нет, Райе звонил вчера, это из Бельгии.
Оказалось, что врать трудно только поначалу. А потом привыкаешь и входишь во вкус.
В Нережко открылось вдохновение. Не только девчонки, не дыша, смотрели ему в рот, но и взрослые женщины, мечтающие о том, чтобы любимое чадо осело в столице. И не лимитчицей какой-нибудь, не наложницей, спаси Господи, а хозяйкой своей судьбы. И своей квартиры… Мамаши уезжали в свою Тулу или Тверь и возвращались с необходимой сумой.
Короче говоря, к тому моменту, когда в теленовостях прошло сообщение о убийстве Скотниковых и захвате на месте преступления Лелика, клиентки созрели до критического состояния. Они жаждали, мечтали, просили, чтобы Виктор Сергеевич как можно быстрее устроил их в свой бизнес!
Нережко, конечно, не мог знать, что история со Скотниковыми закончится именно так. Или не хотел об этом думать. Переводя стрелки на Анатолия, Нережко просто отвел от себя бандитскую руку. Скотниковы должны были вернуть Лелику деньги — и все бы закончилось более-менее. Так он уговаривал себя, прекрасно зная, что с Леликом никаких «менее» не бывает. Бывает только «более». Ну и что? Кто виноват в его, Виктора, беде, как не они? Кто убил прежнего Виктора? Они! Вот и получи, фашист, гранату!
Прослушав сообщение и увидев своими глазами распростертые тела бывших «надежных партнеров», следующим же утром Нережко позвонил Третьяковой.
— Госпожа Третьякова? Добрый день! Это господин Нережко.
— Кто? — На том конце провода не поверили.
— Нережко. Ваш надежный партнер.
Повисла пауза.
— Рада вас слышать, — осторожно проговорила Ольга. — Давненько вас не видно было…
— Да, я, знаете ли, в больнице лежал. Две недели.
Третьяковой, разумеется доложили в свое время, в
каком состоянии был удален с игрового поля «надежный партнер» Нережко. Так что про больницу звучало вполне правдоподобно.
— Ах вот как! И как ваше здоровье?
«Уж не в «травму» ли ты обращался, придурок? И не под протокол ли рассказывал, где тебя били?» — явственно услышал в этом вопросе Нережко. И поспешил успокоить даму.