– Ирина!..
По его лицу и мешочкам под глазами можно было догадаться, что и для него прошедшая ночь была не самой лучшей. А если прибавить к этому и незажившую рану, которая заставляла его порой кривиться от боли...
И она не выдержала, сдалась:
– Ладно, прости. Ты помнишь, я тебе рассказывала про Бешметова? Ну-у соседа Юры Толчева, пенсионера, который живет над его мастерской?
– Припоминаю что-то.
– Так вот, его тоже убили.
Она произнесла слово «тоже» и сама бы не смогла объяснить, с чего бы вдруг оно сорвалось с ее языка.
Турецкий молча смотрел на жену, и непонятно было, что за мысли роятся в этот момент в голове помощника Генерального прокурора России.
Наконец он разжал плотно сжатые губы:
– В этом не может быть ошибки?
Она отрицательно качнула головой:
– Нет. Только что звонил Владимир Михайлович... Яковлев, спрашивал, интересно ли мне это убийство.
Турецкий бросил на жену вопросительный взгляд и неожиданно сморщился, словно яблоко недозревшее съел.
– Выходит, это убийство он связывает...
Ирина Генриховна удивленно смотрела на мужа. Чтобы ее Турецкий наступил на горло собственного «я» – уже давненько не случалось ничего подобного.
– Может быть, съездим вместе? – осторожно, чтобы только не спугнуть мужа, попросила Ирина Генриховна. – Да и Яковлев, думаю, не будет против.
Турецкий вздохнул, но только руками развел на это:
– Не могу.
– Почему?
– Да как тебе сказать? – пожал он плечами. – Если это убийство действительно каким-то образом связано с гибелью Толчева... – Ирина Генриховна не могла не отреагировать на слово «гибель», хотя до этого момента Турецкий даже слушать не мог о том, что Толчева мог кто-то убить. – В общем, мое появление там вызовет не совсем адекватную реакцию со стороны все той же межрайонной прокуратуры.
– Давление на низовые структуры? – вымученно усмехнулась Ирина Генриховна.
– Вот именно что давление, – хмуро подтвердил Турецкий. – И если принять во внимание вездесущего и везде снующего отца убитой, я имею в виду Дзюбу, то... – Он замолчал и все так же хмуро добавил: – В общем и целом, вони будет немало. Как, впрочем, и разборок полетов.
Он замолчал и так же хмуро добавил:
– Кстати, и тебе самой советую не светиться на Каретном в качестве сотрудницы «Глории». Боком может выйти.
Ирина Генриховна удивленно смотрела на мужа. Половину из того, что он только что сказал, она с ним не обсуждала. А это значит...
Это значило, что он, тайком от нее, отслеживал то, что было связано с трагедией на Большом Каретном, и в случае какого-либо промаха или ошибки с ее стороны готов был помочь ей.
Господи, какая же она дура, что могла подумать о нем плохо!
У подъезда дома колыхалась разноликая толпа, кто-то из женщин ахал и охал, кто-то выдвигал свои собственные версии случившегося, и Ирина Генриховна, пожалуй, впервые смогла увидеть в жизни, а не в кино, как соседи по подъезду реагируют на убийство человека, который не один десяток лет прожил в этом самом доме и, кажется, никому никогда не сделал какого-либо зла...
Это был шок, замешенный на недоумении, и кто-то из мужиков даже высказал предположение, что их, то есть коренных москвичей, которые жили в этом доме, «решили взять не мытьем, так катаньем». Мол, прошел слушок, будто какая-то очень уж крутая компания собралась хапнуть этот дом, чтобы устроить в нем казино с рестораном и «нумерами» для валютных проституток. А чтобы заставить жильцов дома побыстрее съехать отсюда к едрене фене, их решили припугнуть маленько. Глядишь, мол, и сами, бедолаги, запросятся в Южное Бутово.
Еще в тот момент, когда Ирина Генриховна въезжала во двор дома, на первом этаже которого располагалась мастерская Толчева, она встретила машину «скорой помощи», которая увозила труп Бешметова, и когда, миновав волнующуюся толпу, вошла в подъезд, то увидела только очерченный мелом силуэт убитого, который сразу же бросался в глаза.
Да еще небольшую лужицу крови в том месте, где Бешметов ударился головой о выложенный кафельной плиткой пол.
И сморщилась невольно при виде крови. Подсыхающая лужица темнела под металлической дверью, за которой находилась мастерская Толчева, и это, естественно, не могло не вызвать определенных ассоциаций.
Сначала Юра Толчев с женой, теперь его сосед сверху... Не слишком ли много трупов для одного дома в центре Москвы, не говоря уж об одном подъезде?
На нее обратил внимание спускавшийся по лестнице молоденький лейтенант в форме.
– А вы что застыли, гражданка? – командирским баском спросил он. – Крови не видели? Кстати, вы на каком этаже живете? Может, слышали чего или видели?
– Не слышала, – призналась Ирина Генриховна. – И не видела.
Лейтенант заскучал, и в его глазах можно было прочесть явное разочарование. И не надо было лишних слов, чтобы понять то, что он хотел бы сейчас сказать: «Так какого черта здесь крутишься, если ничего не знаешь?» Однако он все-таки сообразил, что перед ним женщина, причем не пьяница и не бомжиха, заповедь которых – «кто рано встает, тому Бог подает», и уже на полтона ниже, но все тем же командирским баском приказал:
– Тогда ступайте, ступайте отсюда. Непонятно разве, что люди работают?
«Люди... – хмыкнула Ирина Генриховна. – Он, выходит, „люди“, а те, кто живут в этом доме... так, не пришей кобыле хвост. Вот же гусь красноперый!»
Она уже хотела было выдать лейтенанту короткий, но внушительный монолог, однако вовремя сдержалась, откровенно пожалев парня. На втором этаже хлопнула дверь, послышались мужские голоса, затем шаги, и она увидела начальника МУPa, неторопливо спускавшегося по лестнице.
– Гражданка! – повысил голос лейтенант, мечтавший, видимо, о досрочном повышении по службе. – Я же вам понятным языком сказал: ступайте.
– В чем дело, лейтенант? – остудил его пыл Яковлев, заметив Ирину Генриховну.
– Да вот тут... вот... – зарделся бронзовой краской лейтенант, сообразивший, видимо, что из-за своего излишнего усердия вляпался в дерьмо, однако начальник МУРа уже не слушал его.
– Рад вас видеть, Ирина Генриховна. Не ожидал, что так быстро приедете.
Она развела руками: мол, а чего тут удивляться? На часах рань апрельская, пробок нет, оттого и кайф на дорогах.
Яковлев повернулся лицом к лейтенанту:
– Свободен!
Исполнительному лейтенанту не надо было повторять приказов, и, когда его спина высветилась в дверном проеме, Яковлев произнес негромко:
– Надеюсь, Александр Борисович предупредил вас относительно «Глории»?