– Я... я не понимаю...
Однако Бойцов будто не слышал его нытья.
– А что касается твоего вопроса, так это тот самый самец, правда, бывший уже самец, фотографию которого ты и держишь сейчас в руках. Врубаешься, надеюсь? В таком случае объясняю: это тот самый любовник Марии Толчевой, который был свидетелем двойного убийства в доме на Большом Каретном.
Бойцов сделал мхатовскую паузу и уперся немигающим взглядом в лицо Дашкова, ставшее белым как мел.
– Так вот, я заканчиваю ответ на твой вопрос. Да, это Герман Тупицын. И когда Чикуров осознал, что не сможет спать спокойно до тех пор, пока не уберет этого свидетеля...
Он замолчал, потому что на Дашкова уже невозможно было смотреть. На его лице словно застыла искаженная маска страха, и только дрожали побелевшие губы. Он пытался что-то сказать и не мог.
– Ну же! – подтолкнул его Голованов.
Губы Дашкова разжались.
– Вы... вы уже знаете, кто... кто все это?..
– А иначе я и не сидел бы с тобой здесь, – пробурчал Бойцов, забирая из рук Дашкова фотографии. – Чикуров Леонид Александрович. Начальник службы безопасности коммерческой фирмы «Клондайк». Достаточно, надеюсь?
Он снова сделал паузу, позволяя Дашкову собраться с мыслями, и довольно жестко произнес:
– А теперь, Игорь, перейдем к главному. Надеюсь, ты позволишь вот так, по-простому, тебя называть?
Если до этого момента в глазах Дашкова отражался только страх, то теперь они уже были наполнены невыносимой болью затравленного зверя.
– Да, конечно... О чем вы?
– Игорь, на данный момент ты являешься всего лишь свидетелем по делу Чикурова, и поэтому, собственно говоря, мы и решили потолковать с тобой начистоту. Теперь же слушай меня более чем внимательно, потому что я открываю свои карты.
И вновь лицо Дашкова дернулось нервным тиком.
Чувствовалось, что он пытается совладать с собой, может быть, даже взять себя в руки, и не в силах.
– Так вот. В настоящее время Чикуров, которому так и не удалось пока что изъять из архива Толчева его последнюю съемку, так как она до последнего момента хранилась в доме Алевтины Толчевой, готов пойти буквально на все, даже на самые крайние меры, чтобы только эти материалы не увидели свет.
– Крайние меры... это...
– Да, – подтвердил его догадку Бойцов, – это убийство! Убийство Алевтины Толчевой! И если это случится, то ты уже пойдешь не как свидетель, каковым являешься в настоящее время, а как прямой соучастник этого убийства.
Бойцов словно гвозди заколачивал в доски.
– Но и это еще не все. Я думаю, он вряд ли остановится на одном только убийстве Алевтины Толчевой, даже если все материалы окажутся в его руках. Надеюсь, догадываешься почему? Парень-то ты вроде бы умный. Да потому, – все так же продолжая вбивать гвозди в доски, сказал Бойцов, – что остается в живых свидетель всех его преступлений! И этот свидетель...
– Этого не может быть, – почти выдавил из себя Дашков.
– А вот тут ты ошибаешься, – подал голос Голованов. – Я хорошо знаю Чикурова и могу заверить тебя, что этот человек ни перед чем не остановится.
Воцарилось долгoe, очень долгое молчание, и наконец Дашков «прорезался»:
– Чего вы от меня хотите?
– Ты что, все еще ничего не понял? – громыхнул Бойцов. – Или же дурочку нецелованную продолжаешь из себя корчить? Правды! Но главное, как могло случиться, что Чикуров втянул тебя в этот переплет?
Видимо думая о чем-то своем, Дашков тупо уставился остановившимся взглядом в лобовое стекло, потом вдруг словно спохватился и произнес глухим, осипшим голосом:
– Он запугал меня.
– Чем?
– Сказал, что для начала лишит нас нашего сына, потом поиздевается над женой, а потом уже примется и за меня, если я не помогу ему в деле с Толчевым.
– И ты?..
Дашков только плечами пожал.
– Чикуров говорил, что это за дело такое?
– Да, – вздохнул Дашков, – говорил. И даже предложил мне переговорить с Толчевым о выгодной, по его разумению, сделке.
– Что за сделка такая?
– Он оплачивает нам с Толчевым тройной гонорар, а мы возвращаем ему всю съемку и те материалы, которые накопали по ходу работы.
– И что Толчев? – спросил Голованов, хотя и без того было ясно, чем закончилось это предложение фирмачей.
– Отказался, естественно, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Дашков и тут же добавил: – Просто надо было знать Юрку.
– И что тогда?
Дашков угрюмо молчал.
– Ну? – напомнил о себе Бойцов.
– Вот тогда-то он и пригрозил мне сыном.
– Та-ак, а теперь все по порядку.
– Он спросил у меня, где Толчев может держать свою съемку, и, когда я сказал, что, вероятней всего, в своей мастерской на Большом Каретном, где он живет со своей новой женой, он тут же стал расспрашивать меня о Машке, с которой меня в свое время познакомил Юра, после чего и потребовал от меня, чтобы я познакомил его с ней.
Дашков замолчал, видимо припоминая те отравные для него дни, однако под тяжелым взглядом Голованова заговорил опять:
– В тот момент я еще не до конца осознавал, что к чему, и, чтобы хоть как-то открутиться от Чикурова, сказал ему, что Машка не по его зубам, у нее уже есть хахаль, к которому она даже в Чехов мотается. Мне об этом незадолго до этого сам Юра по пьяни рассказал, однако он настаивал, и я познакомил их как бы случайно.
– Кем он представился?
– Начальником службы безопасности крутого банка.
– И что Мария?
– Когда узнала, что он работает в банке, то я даже испугался, что она треснет от счастья. Тот хахаль ее, оказывается, то ли без работы в своем Чехове сидел, то ли ему крохи какие-то платили, вот она и попросила Чикурова, чтобы он взял к себе на работу очень хорошего человека.
– И?..
– Чикуров, естественно, согласился, однако сказал, что придется немного повременить, пока не освободится вакантное место.
– А Мария?
– Она едва не прыгала от счастья и даже закатила грандиозную пьянку по такому случаю. Юрка в эти дни как раз в командировке был.
– На этой пьянке присутствовал и ее любовник?
– Да. Она потом звонила мне, просила, чтобы я не вздумал проболтаться Толчеву, и благодарила за то, что ей удалось свести вместе двух прекрасных людей.
Дашков замолчал, будто его обрезали, и снова тупо уставился в лобовое стекло.
– Я слушаю, – напомнил о себе Бойцов.