При звуке его голоса Дашков как бы вскинулся и уже совершенно осевшим голосом сказал, вернее, почти выдавил из себя:
– А потом... спустя недели полторы после этого знакомства, в те дни как раз и появилось это Юркино интервью с «бомбой». Толчев взял неделю отгулов и уехал на охоту...
Дашкову, видимо, действительно трудно было вспоминать свое предательство, и снова Бойцов вынужден был напомнить о себе:
– И?..
– Мне позвонил Чикуров, сказал, что необходимо срочно встретиться, и, когда мы разговаривали в его машине, он снова угрожал мне и сказал, чтобы я сделал все, чтобы вытащить Толчева с охоты на день или на два дня раньше положенного.
– И ты сделал это?
– Да. Но... но я даже предполагать не мог, что он, что его...
– Говори по существу!
– Я созвонился с Юркой и сказал, что есть один человек, который раньше работал в «Клоне», но вынужден был уехать из Москвы, и он может предоставить нам совершенно обалденные факты по клонированию в России. В частности, в «Клондайке». И если эта информация нам действительно нужна...
– Короче, Толчев тут же примчался в Москву, заскочил в свою мастерскую, чтобы переодеться и взять аппаратуру для пересъемки, и тут-то его?.. – подсказал Бойцов.
– Да, – совершенно бесцветным голосом подтвердил Дашков. – Но я... Честное слово, я... я даже предполагать не мог, что готовит этот человек.
– А когда узнал? – задал вполне резонный вопрос Голованов.
Дашков угрюмо молчал.
– Что было потом? – потребовал Бойцов.
– Потом?.. – Дашков с силой потер лоб, силясь припомнить, что же на самом деле было после того, как он узнал о трагедии на Большом Каретном. – Я думал, что Чикуров наконец-то отвяжется от меня, но он вдруг позвонил несколько дней назад и снова потребовал встречи. Спросил, где еще мог бы хранить свою съемку Толчев, кроме как в своей мастерской.
– И ты рассказал ему о первой жене Толчева, – подсказал теперь Голованов. – А также о том рассказал, что Толчев уже давно наводил с ней мосты?
Дашков только кивнул.
– И ты даже адресок ему дал?
Впрочем, этот вопрос даже не требовал ответа.
– Хорошо, закончим с этим, – произнес Голованов. – Но скажи ты мне, как Чикуров узнал о моем посещении редакции?
В ответ было неопределенное пожатие плечами и понурое молчание.
– Ладно, понятно и с этим, – подвел черту Голованов. – Но признайся, это ты за мной из окна следил?
– Да.
– И тут же позвонил Чикурову? Что дяди интересуются гибелью Толчева, до правды желают докопаться?
Дашков умоляющими глазами посмотрел на Голованова. Не истязай, мол, больше душу, не вынесу. И Бойцов понял его.
– Хорошо, на этом мы с тобой пока закончим, да не вздумай делать какие-либо глупости. Вроде очередного звонка на мобильник Чикурова.
– Так что?.. – вскинулся Дашков, и в его глазах блеснула искра надежды. – Я могу идти?
– Можешь, – кивнул Бойцов. – Однако в редакцию мы поднимемся вместе с тобой, и ты быстренько нарисуешь на бумаге все то, что только что рассказал нам.
– Но зачем? Я же ведь и так все...
– Для твоей же пользы. Пошли!
Когда шли от машины до редакционного подъезда, Голованов задал вопрос, который не мог не задать:
– Ваш зам главного знал о твоих контактах с Чикуровым?
– Кто, Попович? – удивился Дашков.
– Само собой.
Дашков отрицательно качнул головой:
– Нет, не мог знать.
– В таком случае мне непонятна его реакция на мой вопрос о последнем репортаже Толчева.
– А чего тут понимать! – вскользь бросил Дашков. – Наш Попович, он же Засранович, страсть как не любит острых тем, которые могли бы идти через него, оттого и шарахается от них как черт от ладана.
– Что, был когда-то напуган? – хмыкнул Бойцов.
– Не знаю, – признался Дашков. – Однако сглаживает при правке все, что можно было бы сгладить.
– А как же с ним срабатывался Толчев? – удивился Голованов. – Ведь его репортажи...
– А они не срабатывались и не могли сработаться, каждый работал сам по себе.
– Но ведь ваш Попович все-таки зам главного!
– Да, но только не для Толчева.
Яковлев дочитал второй лист признательных показаний Дашкова, под которыми стояла размашистая подпись, вернулся к первой странице, беззвучно шевеля губами, перечитал какие-то строчки и, уже вслух пробормотав: «Вот и все, отыгрался хрен на скрипке!», спросил негромко, непонятно к кому обращаясь: то ли к Бойцову, то ли к Голованову, которого Яковлев попросил приехать на Петровку вместе с начальником убойного отдела:
– Ну и что теперь думаете по этому поводу?
Голованов уже хотел было повторить только что услышанное за этим столом – «Все, отыгрался хрен на скрипке!», однако решил не лезть поперед батьки в пекло, давая возможность полковнику высказать свое собственное мнение. И Бойцов понял это.
– Да, в общем-то, все складывается в довольно стройную пирамиду. Прощупав ситуацию с семейными неурядицами Толчева и познакомившись с любовником его молодой жены, Чикуров решил привести в действие действительно гениальный план. Думая, что Толчев держит все материалы по готовящемуся репортажу в своей мастерской, и уже зная, что он не отступится от своей темы, Чикуров довольно толково провел всю подготовительную работу, чтобы одним выстрелом уложить двух зайцев. Изъять из архива Толчева нужную ему съемку и уже навсегда убрать с дороги слишком настырного и непокладистого фоторепортера, который еще мог попортить кровь клоновским мудрецам.
– Тремя выстрелами, – поправил его Яковлев.
– Совершенно точно, тремя, – согласился с генералом Бойцов. – Только те два, что пошли дуплетом, входили в подготовительную часть его поистине дьявольского плана.
– А если бы Толчев держал эту съемку в своей мастерской, которую, в общем-то, несложно было обнаружить?..
– Двойное убийство на Большом Каретном так бы и сошло Чикурову с рук, – без особой радости в голосе подвел черту Бойцов. – Он бы столь же аккуратно подчистил свои следы, убрав, как опасного свидетеля, любовника Марии, и возможно, что эта же участь могла ждать и Дашкова. И... – хмуро закончил Бойцов, – и все!
– А вот здесь позвольте не согласиться с вами, – напомнил о своем присутствии Голованов.
– С чем же это вы не согласны? – явно не ожидавший ничего подобного, повернулся к нему Бойцов.
– С вашим «все», – хмыкнул Голованов.
– Это почему же?
– Да потому, что это дело мы закрутили с подачи Турецкой. Хорошо зная Толчева, она с самого начала не верила в то, что он мог бы стрелять в женщину, тем более некогда любимую, даже в состоянии аффекта.