— И напрасно, Дина Леонардовна. Вещи надо называть своими именами. И, уяснив для себя истинную ситуацию, искать из нее возможные и разумные выходы. И самое глупое — обижаться на простые, понятные и объективные (ну согласитесь, разве не так?) формулировки.
Логика Ростислава Вишневского была неопровержима. И не ссориться с ним надо было из-за недостаточной завуалированности в его словах вещей очевидных и справедливых, а прислушиваться к каждому произнесенному им слову и делать соответствующие выводы.
— Вы правы, Ростислав Львович. Извините.
— Вот так-то лучше. А извиняться вам совершенно не за что. Я прекрасно понимаю ваше состояние, вашу озабоченность, нервное напряжение. Но самое опасное в подобной ситуации — терять голову и делать опрометчивые шаги. Спокойствие, сдержанность и продуманность каждого слова и действия — это прежде всего. В этом — ключ к решению проблем, единственно возможный путь к нахождению оптимальных вариантов.
Именно с тех пор и повелось, что к советам и рекомендациям Ростислава Львовича Вишневского Дина Тимашевская практически всегда привыкла относиться как к непререкаемым и неопровержимым истинам в последней инстанции.
Весьма своеобразно повел себя в сложившейся ситуации Игорёша Жариков. Вернее сказать, он не повел себя никак, ибо просто исчез. Дина упорно названивала по нескольким известным ей телефонам — какие из них были служебные, какие личные, она так никогда и не могла понять. Во всяком случае, в период расцвета их романа такой способ поиска Жарикова оказывался весьма действенным. И если даже он не отвечал немедленно или на звонок откликались какие-то чужие голоса, буквально через несколько минут раздавался ответный звонок. Сейчас же большинство телефонов молчало, а по тем, где все-таки снимали трубку, сообщали, что «Игорь Васильевич на выезде, на совещании, только что вышел, да, разумеется, передам, он вам перезвонит».
На этом все кончалось.
Совершенно очевидным было, что ее драгоценный жених избегает не только встреч, но даже и разговоров.
Наконец-то раздался долгожданный звонок.
Как классические юные влюбленные, они встретились у памятника Пушкину. Но Жариков, вопреки своим правилам, не повел ее в какой-нибудь приличный ресторан, а начал кружить по каким-то переулкам, петлял, менял направление и в итоге «приземлился» в каком-то неприметном малюсеньком кафе не кафе, а скорее примитивной забегаловке. Все это было и непривычно, и неприлично, в конце концов, поскольку о содержании будущего разговора Дина уже догадывалась.
— Ну? В чем дело? Ты объяснишься уже, наконец?
— Динуля, ты же умная женщина. Неужели ты сама не понимаешь?
— Понимаю, конечно. Но хотелось бы послушать, как ты все это будешь излагать.
— Да чего тут излагать? Ты прекрасно знаешь, где я работаю, догадываешься, вероятно, насколько серьезно относятся у нас к моральному облику сотрудников…
— И членов их семей?
— Не надо иронизировать. И членов их семей. Ну подумай сама, что значит для меня, да и для тебя, кстати, тоже, если я в такой момент…
— В какой такой момент?
Игорёша, подыскивая слова, пожал плечами, пощелкал пальцами…
— Ну когда Леонард Витольдович…
— …находится под следствием?
— Вот-вот.
— И принципиальный чекист никак не считает для себя возможным входить в семью преступника.
— Ну зачем ты так!
— А как надо?
— Неужели мы не можем расстаться спокойно, интеллигентно, по-дружески. У меня вот тут поблизости, — Игореша достал из кармана связку кючей, — есть очень уютное местечко. Мы могли бы красиво и содержательно отметить наше расставание.
— Что-о?! Да пош-шел ты!..
Девочка из интеллигентной и обеспеченной семьи вполне успешно владела ненормативной лексикой русского языка. И последовавшая тирада была превосходным образцом страсти, изобретательности и виртуозности в обращении с этой лексикой.
Так закончился в ее жизни Игорь Васильевич Жариков.
Следствие по делу Леонарда Витольдовича Тимашевского и сопричастной ему преступной группировки длилось больше двух лет. Давным-давно почил в бозе принципиальный генеральный секретарь, успешно последовал за ним его незадачливый преемник, который также быстро предпочел нашей суетной и суматошной земной юдоли вечный, обеспеченный на первых порах невероятным почтением и уважением неземной покой, а маховик раскрученного в былые времена процесса — как бы он ни скрипел и ни ржавел на ходу — полностью остановить не было никакой возможности. Что ж, восемь лет, с учетом двух потраченных на следствие, с учетом примерно-благонамеренного поведения и искреннего раскаяния осужденного, уменьшенные на подвалившую к подобного рода заключенным амнистию, превратились в итоге в трехлетнюю отсидку. А это, вспоминая первоначальный размах обвинительных статей, было полной ерундой.
Разумеется, ни в какие государственные торговые структуры Леонард Витольдович после освобождения не пошел. И дело было даже не в том, что для него существовал формальный запрет на работу в торговой сфере — при большом желании и нажатии на соответствующие рычаги этот вопрос нетрудно было решить, просто новая ситуация в стране предполагала поиск иных, оригинальных решений. Мобилизовав все свои сохранившиеся средства, Тимашевский вместе с женой откупили небольшое, зачуханное кафе и в считаные месяцы превратили его в весьма привлекательное для клиентов, а вместе с тем и в весьма доходное для них самих место «индивидуальной трудовой деятельности».
Из своего текстильного института Дина все-таки ушла. И вновь на высоте оказался Ростислав Львович. Прислушавшись к его настойчивым советам, Дина не обрубила резко все концы, к чему в период следствия по папиному делу была очень склонна, а спокойно «дотянула» третий курс, сдала все полагавшиеся экзамены и оформила — по семейным обстоятельствам — академический отпуск, из которого, впрочем, в родной институт так уже никогда и не вернулась.
Сфера бывшего еще не так давно чисто подпольным и криминальным бизнеса вокруг искусства буквально на глазах начинала обретать черты солидности и даже респектабельности. Излишне говорить о том, что легальность этой деятельности касалась лишь поверхностных, внешних проявлений. Истинные дела по-прежнему творились в глубокой тени, в узком кругу доверенных лиц, и именно эти-то дела и приносили настоящие серьезные доходы.
Дина Тимашевская была далеко не последней фигурой в этом бизнесе. Этому способствовали многие ее качества. Прежде всего, в отличие от многих примитивных деляг, Дина действительно была человеком образованным и в искусстве таки разбиралась. (Почувствовав через несколько лет после ухода из института, что для лидирования в избранной ею области диплом о высшем образовании совсем не будет лишним, Дина поднапряглась и защитилась в университете как искусствовед — специалист по русской живописи девятнадцатого века.) Плюс к знаниям молодая женщина оказалась отличным организатором, умело подыскивающим необходимых людей: художников, реставраторов, контрабандистов, галерейщиков, экспертов, а главное, продажных чиновников, прикрывающих ее дерзкие сделки и авантюры. Дина была смела, упорна, беспринципна, а главное — чертовски везуча!