Разумеется, не остался не замеченным Диной и тот откровенный, отнюдь не художественный интерес, с которым взирали на нее «кровные братья»: именно так, со смешками и улыбочками, характеризовали себя ее новые знакомые. И если Орликов вел себя достаточно сдержанно, то разудалый Олег Сергеевич Лисицын, всеми своими повадками и разнузданными манерами так напоминавший Тимашевской ее бывшего, недоброй памяти, «жениха», демонстрировал свои намерения достаточно недвусмысленно. Они встретились на следующий день, встретились, чтобы не только приятно провести время, но и заложить основы совместного предпринимательства.
Лисицын охотно согласился финансировать Динины деловые операции — естественно, за определенный — и весьма немалый! — процент. Более того, суммы, которые он готов был инвестировать в «совместное предприятие», позволяли задуматься о значительном расширении делового оборота.
В личном же плане Олег Сергеевич и действительно оказался необыкновенно схож с незабвенным Игорем Васильевичем. Те же наглость, грубость, нахрапистость, хамство.
Пожалуй что, Лисицын своей жесткостью и какими-то периодически находившими на него приступами безудержной агрессивности даже превосходил приснопамятного Игорёшу. Впрочем, как уже говорилось выше, подобный тип мужчин импонировал Дине Леонардовне.
«Диночка, ты могла бы служить эталоном современной бизнесвумен, если бы не твоя слабость „на передок“. Сколько раз я уже тебе говорил, что нельзя смешивать деловые вопросы и коечные интересы!» — «Ростик, отстань от меня со своими занудными нравоучениями. Я же не лезу к тебе в штаны!» — «Это было бы весьма пикантно!» — «И не спрашиваю, с каким очередным слюнтявым хлыстом ты сейчас вошкаешься». — «Как бы там ни было, Динуля, все мои мальчики абсолютно безвредны, чего я отнюдь не могу сказать о твоей последней пассии. Ты играешь с огнем, Диночка. Лисицын — очень опасный человек. И меня серьезно беспокоит твоя дальнейшая судьба!» — «Уж позвольте мне, Ростислав Львович, как-нибудь самой распоряжаться собственной судьбой!» — «Разумеется-разумеется, Дина Леонардовна!»
До поры до времени Дине успешно удавалось сдерживать эксцентричные до дикости выходки Лисицына. Но в один из вечеров, основательно «набравшись» за ужином — по части спиртного Олежек всегда был более чем неумеренным, — Лисицын вдруг уставился на нее сумасшедшими глазами и не проговорил, а как-то злобно прохрипел:
— Еще раз услышу о твоих блядских похождениях — порву на куски!
— Что-о-о?
— То, что слышала! — И ткнул непогашенной сигаретой в ухоженную, наманикюренную ручку Дины Леонардовны.
Естественно, все альковные отношения тут же были прерваны.
«Сволочь! Какая сволочь!»
О том, что Лисицын располагает целым штатом телохранителей и соглядатаев, Дина конечно же знала. Догадывалась она и о том, что ревнивый «кавалер» и к ней приставил «наблюдателей», что каждый ее шаг отныне под контролем. Но чтобы из-за какого-то двухчасового свидания с молоденьким, обаятельным скульптором устраивать подобное варварское «представление» — увольте, господа любезные! (Скульптор, как выяснилось позже, был избит в тот вечер до совершенно нечеловеческого состояния и, собранный в институте Склифосовского из мельчайших сохранившихся деталей, навсегда, вероятно, потерял интерес к свиданиям с интересными, респектабельными бизнес-дамами.)
Увольте-то увольте! Это легко сказать в порыве гнева и возмущения. Но как уволишь и уволишься, когда на этом мерзавце завязана вся финансовая основа процветающего бизнеса? И вновь Дина Леонардовна не могла не вспомнить мудрых поучений «дяди Ростика».
Олежек, судя по всему, тоже довольно быстро понял, что хватил через край. Буквально со следующего утра начались звонки покаянного содержания, присылаемые в неумеренном количестве корзины цветов, посылки с обильными, дорогостоящими подарками.
Помариновав Лисицына недельку-другую, Тимашевская соизволила сменить гнев на милость.
Но к подобным оскорблениям Дина Леонардовна не привыкла и оставлять их безнаказанными не была намерена. Придуманный ею план мести вполне мог бы возникнуть в кельях и трапезных достойного ордена иезуитов, но в российской скромной действительности он зародился в обычной — правда, роскошной — московской квартире, в увенчанной изысканной прической незаурядной женской головке.
Орудием мести Дина Тимашевская избрала Олежкиного «кровного брата», Анатолия Николаевича Орликова.
За время общения с Лисицыным Дина составила для себя точную картину взаимоотношений «братцев». Внешне большинство своих дел они вели как бы независимо, но по сути главную роль в их тандеме играл Орликов: он и по возрасту был немного старше, и капиталами располагал несомненно большими, и образованностью, опытом и осторожностью безусловно превосходил авантюрного и излишне дерзкого Лисицына.
Братство — братством, но некоторые реплики Лисицына позволяли предполагать, что он тяготится столь очевидным лидерством Орликова и его «дружеские» чувства к Анатолию Николаевичу далеко не столь искренни, как он стремится это показывать. И, решив направить свой удар именно в эту больную точку, Дина Леонардовна подняла телефонную трубку.
— Акционерное общество «Мировые инвестиции». Добрый день.
— Добрый. Мне, пожалуйста, Анатолия Николаевича.
Сладко-зазывный голос, которым секретарша «пропела» вступительную фразу, тут же сменился сухими и деловитыми интонациями, как только она услышала, что звонивший — женщина.
— Анатолий Николаевич проводит совещание и ответить вам в настоящий момент не сможет. Оставьте, пожалуйста, свое имя и номер телефона. Вам перезвонят.
Что-что, а разговаривать с сексапильными длинноногими куклами, секретарствующими при «значительных фигурах», Дина умела прекрасно.
— Передайте, пожалуйста, Анатолию Николаевичу, что ему звонит Дина Леонардовна Тимашевская. Только сделайте это сейчас же. Для меня у Анатолия Николаевича найдется время в разгар самого серьезного совещания.
Секундное замешательство.
— Я, право, не знаю, господин Орликов просил ни с кем его не соединять…
— Делайте, что вам говорят, деточка, если не хотите вызвать недовольство своего патрона.
Еще несколько секунд молчания.
— Хорошо. Не отсоединяйтесь, пожалуйста. Минута-другая ожидания, какие-то шорохи в трубке, затем отдаленный, но хорошо различимый голос Орликова: «Переведите разговор на гостевую комнату, Олечка». И после легкого щелчка:
— Рад вас слышать, Дина Леонардовна.
— Анатолий Николаевич, мне, право, так неудобно, ваша секретарша сказала мне, что у вас важное совещание, а я вас оторвала…
— Дина Леонардовна, вам ли объяснять, что секретарши всегда говорят то, что им приказано говорить. Совещание у меня действительно серьезное, но мы уже так заговорились, что давно пора сделать паузу и немножко перевести дух. А что может послужить большим отдохновением, чем беседа с такой изумительной женщиной, как вы?