— Я, — отозвался полковник.
— Займитесь им для начала вы.
— Лобановым?
— Именно.
— Есть!
— Вячеслав Иванович будет контролировать эту операцию. Думаю, что я вам для этого не нужен.
— Ясно, Александр Борисович.
— Он должен абсолютно быть у нас на крючке. Повиноваться, как кукла в руках кукловода. Как марионетка на ниточке. А дергать за ниточку будете вы.
— Я все понял.
— Хотите — запугивайте его, хотите… короче, что хотите делайте. Но чтоб он был наш.
— Не волнуйтесь, Александр Борисович. Он будет наш! — заверил полковник Шаров.
Валера Лобанов вернулся домой ближе к утру. Да, что ни говори, а денек у него выдался что надо! Сначала безумная ревность, слежка за любимой, игра в дешевого детектива. Потом ночной клуб: разочарованный Чайльд-Гарольд «средь шумного бала». Затем скандал и бешеная драка. Милиция, вечер в камере в компании хулиганов и уголовников. Неожиданные откровения в приватной беседе с бывалым уркой (оказавшимся, впрочем, провокатором). Наконец, трехчасовая «прочистка мозгов» полковником Шаровым, а под конец еще и генералом Грязновым, в результате которой Валера начал себя чувствовать завербованным секретным суперагентом, призванным разоблачить некий мировой заговор. И вот, наконец, дом — «своя крепость», привычный убогий уют его замызганной однокомнатной квартиры.
Он упал на диван и, не раздеваясь, уснул, а проснулся уже оттого, что кто-то яростно барабанил ему в дверь. С трудом продрав глаза, Валера проковылял в прихожую. На пороге стоял Тарас Еременко, клокоча от ярости.
— Бля! — Он с силой втолкнул Лобанова внутрь квартиры и вошел следом за ним. — Я уже полчаса к тебе долблюсь, как дегенерат! Ты что, охренел? Двенадцать часов! Где же ты шлялся вчера, сука?
Надо сказать, что, увидев Тараса, Валера тут же проснулся и моментально вспомнил вчерашний день во всех его подробностях. А главное, он вспомнил наставление полковника Шарова:
— Никакой милиции, никакой камеры. Даже не произноси вслух эти слова. Да что там вслух — и про себя не произноси. Итак, ты приревновал свою подругу, следил за ней, выследил, что она гуляет с другим, а потом с горя напился дома до зеленых соплей. И больше ничего не помнишь. Поэтому он сказал:
— Извини, земляк. Я вчера…
— Вижу! — рявкнул Тарас.
— Да нет, просто, понимаешь, у меня проблемы. Моя девушка… ну, словом, наших с тобой дел это не касается.
— Не касается? Да ты же ни хрена не соображаешь, потому что напился, как сука!
— Не беспокойся, я в норме.
— В норме он, — проворчал Еременко. — Ты, между прочим, еще не дал мне ответ. Так ты в деле?
Лобанов посмотрел Тарасу в глаза и твердо ответил:
— Да, я в деле.
— Ну то-то же, — проворчал Тарас. — Тогда быстро приводи себя в человеческий вид. Ты на себя в зеркало-то смотрел?
Валера кинул взгляд в треснутое зеркало в прихожей, оно отразило то, что он и ожидал: всклокоченную, опухшую, небритую физиономию.
— Все будет в ажуре, братан, — пробурчал Лобанов, скрываясь в ванной.
— Да поживее! — крикнул ему вдогонку Тарас. — Нас клиент ждет. У нас с ним встреча.
— Во сколько? — спросили из ванной комнаты полупридушенным голосом.
— Шевелись, блин, не разговаривай. Через час.
— А где? — Валера надеялся, что Тарас не услышит в его тоне проснувшийся профессиональный интерес — интерес суперагента.
— Где, где… В Кулунде! А еще в Караганде. Много будешь знать — быстро сдохнешь. Давай, мой харю — и вперед!
«Черт, как сообщить Шарову? — думал Валера, машинально водя щеткой по зубам. — За мной, конечно, идет „наружка“, но… надежнее все же сообщить. Ну ладно, в крайнем случае будем действовать по плану „Б“. Он явно получал удовольствие от собственной шпионской значимости и от условных кодировок — „план „А“, «план «Б“…
— Все, я почти готов. Еще пять минут есть?
— Но не больше!
— Я только кофе глотну. Ты будешь?
— Не, не надо. — Тарас подумал и добавил: — Спасибо.
После душа и кофе Валера почувствовал себя ожившим и свежим. Он надел свою старенькую куртку и вслед за Еременко выбежал из подъезда своей панельной многоэтажки. Рядом с домом стояла припаркованная Тарасова машина — обшарпанные «Жигули» шестой модели.
— Садись. — Еременко махнул рукой. — Открыто. Уже год, как замок не работает, — пояснил он. Машина завелась довольно легко (молодец, Тарас, хороший хозяин, следит!), и они поехали в сторону Кольцевой дороги.
— А разве мы не в центре с ним встречаемся? — удивился Лобанов.
— Еще чего! — буркнул Тарас. — Встречаемся в лесу, на природе. На свежем, ет-ти его мать, воздухе.
Валера беспокойно заерзал на переднем сиденье. Ему хотелось понять, следуют ли за ними сыщики из «наружки». Откровенно повернуться он не мог — это выглядело бы слишком нарочито, а правого зеркала в древней развалюхе Тараса, естественно, не было. Он пытался скосить глаза назад, при этом довольно неестественно выворачивался, в результате чего Еременко спросил:
— Чего елозишь? Жопа, что ли, чешется?
— А, не… Ногу свело.
— Ага, понятно. А то у меня в прошлом месяце такой геморрой был — ужас. Ни сесть, ни лечь. Я думал, ты тоже.
— Нет, все, уже отошло. — Он выдохнул воздух. Надо быть осторожнее. Этак и запалиться недолго. Все, теперь больше никакой «хвост» не искать, переходить прямо к плану «Б». А там уж будет, как будет.
«Жигуленок» вывернул на проселочную дорогу и вскоре остановился. Чуть поодаль был припаркован серебристый «Мерседес».
— Это он, — сказал Тарас Еременко. — Пошли. Они вышли из машины и по хрустящему снегу подошли к «мерсу».
— А ну, брат, подожди-ка здесь, — велел Тарас и, открыв дверцу, нырнул в автомобиль. Валера остался томиться на морозе. Было холодно и почему-то унизительно. Начальство, мол, сидит в тепле и шушукается, а его, как сопливого адъютанта, оставили на улице стоять. Однако в этот момент Лобанов вспомнил, что на самом деле он здесь выполняет некую тайную шпионскую миссию, то есть как бы это и не совсем он сам мерзнет в зимнем лесу, а его двойник. Он просто играет роль и еще покажет этим двум важничающим типам в дорогой машине, которые не просто задумали убить ни в чем не повинного человека, но еще и ему, Валерию Лобанову, вознамерились повесить такой грех на душу. Ему стало веселее.
Через несколько минут окошко приоткрылось, высунулась еременковская рука и последовал приглашающий жест. Жест был вальяжный, барский, небрежный. «Надо же, — подумал Валера, — всего-то пять минут посидел в „мерсе“, а уже строит из себя английскую королеву!» Однако уж если играть, так играть по правилам. Валера почтительно открыл заднюю дверь и аккуратно поместился на кожаном сиденье. За рулем лимузина сидел мужчина лет сорока с лишним, в дорогой дубленке, широкоплечий и очень сумрачный.