Учитывая национальную принадлежность героини, киноматериалы были показаны сотрудникам Интерпола. Тут-то и выяснилось, что девушка имеет непосредственное отношение к подпольному борделю, коим владеет один из представителей русской мафии. Собственно, официально это был никакой не бордель, а ресторанчик с варьете. Все проститутки заведения были известны полиции, на каждую была заведена своеобразная учетная карточка, но ни одну ни разу не удалось поймать с поличным. Девушки оказывали услуги исключительно на выезде, заказчики — люди весьма влиятельные и состоятельные — свято берегли свои маленькие секреты. Если бы не смерть Гордона, такой компромат, как видеокассеты, ни за что не попал бы в руки полиции. По сведениям Интерпола, клан занимался не только проституцией. Основной вид бизнеса — наркотики. Главарь действовал весьма осторожно, не подставляясь, имея в подчинении целую преступную группировку. Деньги там, естественно, крутились огромные.
После происшествия в особняке господина Гордона девушка в заведении не появлялась.
Полиция взялась за поиски беглянки. Тогда, несколько месяцев тому назад, они ничем не увенчались.
Но нынче, разглядывая фотографию в одной из газет, сравнивая ее с той, что была в распоряжении полиции, офицер все более убеждался, что на обоих снимках изображена одна и та же девушка. Да, в первом варианте она длинноволосая кареглазая блондинка, во втором — коротко стриженная шатенка, почти брюнетка, с ярко-синими. глазами. Но изменить прическу, цвет волос и даже глаз — дело пустяшное. Овал лица, форма носа, подбородка, разрез глаз — все это совпадало!
В первом случае речь шла о Мари Готье, во втором — о Селин Дюссо. Но и перемена имени не такая уж проблема.
Из газетной статьи было ясно, где искать девушку. Но совершенно очевидно, что искать ее будет не только полиция. И следует, пожалуй, не торопить сыщиков. Нужно установить за русской наружное наблюдение. Возможно, бывший патрон решит убрать ослушницу — а это вполне реальное уголовное дело, за которое можно упрятать убийцу за решетку, если оказаться в нужный час в нужном месте. А заполучив в руки одного, можно размотать целый клубок преступлений международного масштаба. Наркоторговля, — как известно, бизнес интернациональный:
Турецкий без труда нашел нужный адрес, позвонил. Дверь отворила невысокая пожилая женщина с тусклыми, безжизненными глазами. Видимо, мать Егора Калашникова. Они с мужем снова перебрались на свою старую квартиру.
— Полина Тимофеевна? — на всякий случай уточнил Турецкий.
Женщина слабо кивнула.
— Моя фамилия Турецкий. Я вам звонил…
— Да-да, проходите.
— Кто там, мать? — раздался из комнаты мужской голос.
— Это следователь, Андрюша. Помнишь, звонил? Вы раздевайтесь, проходите.
Александр прошел в комнату, и ему сразу показалось, что там присутствуют несколько человек, хотя на самом деле возле телевизора сидел лишь ссутулившийся старик. Ощущение многолюдности создавали фотографии, развешанные по стенам, стоящие в рамочках на полках, на телевизоре, на столе. Со всех снимков, групповых и портретных, улыбался широкой, обаятельной улыбкой симпатичный светловолосый парень.
— Это все Егорушки нашего фотографии, — объяснила Полина Тимофеевна и всхлипнула. — Потеряли мы голубя нашего…
— Тихо, тихо, мать, ну чего ты опять?
Отец Егора встал, подошел к жене. Турецкий увидел, что он еще нестар, просто сутул, и выражение лица то же — потерянное… М-да, нет ничего тяжелее, чем разговаривать с родителями погибших детей. Пусть и взрослых. Взрослых-то детей терять, пожалуй, еще тяжелее. По молодости и сил побольше, чтобы горе пережить, да и можно еще народить…
А этим двоим старикам что осталось в жизни? Фотографии рассматривать и плакать…
— Вы чего пришли-то? — не очень дружелюбно спросил Калашников.
— Андрей Иванович, вы уж извините, что потревожил. Я веду дело по факту гибели вашего сына.
— А что его вести, дело-то? Вроде как несчастный случай. Или нет? — Старик глазами впился в Александра.
— Вот это мне и предстоит выяснить. Вы позволите, я присяду?
— Конечно-конечно, вот сюда, к столу. Может, чайку выпьете? — засуетилась женщина.
— Нет, спасибо.
Супруги уселись напротив Турецкого, прислонившись плечо к плечу, безмолвно поддерживая друг к друга. Александр еще раз вздохнул. Смотреть на них было невозможно. Тем не менее разговор нужно было начинать.
— Скажите, пожалуйста, не было ли у вашего сына врагов, недоброжелателей?
— Здесь, в Москве? Да вы что! Егорушку так все любили! — всплеснула руками женщина.
— Тихо, мать, не колготи, — оборвал ее муж. — Ты-то с ним все больше о женитьбе да о внуках, а у меня был с Егоркой мужской разговор… Не все так просто.
— А что именно непросто?
— Так — что? Вы знаете, что его во Франции шпана ножом пырнула?
— Слышал.
— Слышали… Нерв ему какой-то задели, подонки! Он ведь ходить не мог…
— А кто его ранил? Это известно?
— Говорю же, шпана какая-то.
— А за что? При каких обстоятельствах?
— Это я подробностей не знаю.
— Так их задержали?
— Вроде нет.
Полина Тимофеевна тихо залилась слезами.
— Ну чего ты опять, мать?
— Бедный он, Егорушка… Лежал там один…
— Ну не совсем один он там был… Иди-ка все-таки поставь чайник.
Женщина послушно кивнула, вышла.
— Совсем извелась она, — кивнув в сторону кухни, вздохнул Калашников. — Да еще вы здесь с расспросами…
— Я ж не из праздного любопытства, — мягко заметил Турецкий. — Нужно выяснить обстоятельства.
— А чего выяснять? Кто нам сына вернет?
— Это верно, но все же… Вы сказали, что у вас разговор был с сыном…
— Нуда. После ранения шефевонный, Соболевский этот, на Егоре крест поставил, решил, что сын не поднимется. Но мы, Калашниковы, — народ крепкий! Егорка на ноги встал и снова тренироваться начал. А у Соболя здесь другой фаворит появился, Серега Зе-леняк. Ну вот… Егор приехал, а Соболь ему что-то такое типа не сможешь ты по-прежнему выступать! Мол, давай в тренеры переходи. Но наш-то не таков! Я, говорит, докажу, что могу гонку выиграть! И выиграл! Это теперь навсегда останется!
— Это верно. А кто же за ним во Франции ухаживал после ранения?
Калашников оглянулся на кухню и зашептал:
— Не хочу я об этом при старухе, но была там у Егора зазноба. Он мне говорил, что думает жениться на какой-то полуфранцуженке-полурусской. Чтобы, значит, я мать подготовил… Вот она-то, француженка, за ним и ухаживала. Да только что-то в конце концов не заладилось… Подробностей не знаю, но в последний раз, накануне этапа, вернулся он сам не свой. Да и здесь у него не все гладко шло. Были недоброжелатели. Тот же Зеленяк.