— Я же вам сразу сказал, что я журналист.
— Дмитрий, ну вы же сами понимаете, что перед этой толпой хачей, некогда выяснять «ху из ху?». Нас шесть человек, а их сколько? Пятьдесят? Сто? Если мы клювом щелкать будем, нас там перережут в два счета — и ни одна гадина потом не признается, что она что-то видела.
— Я понимаю, — доверительный тон старшего лейтенанта Киреева оказал на журналиста свое успокаивающее действие. — А все-таки что касается того азербайджанца, за что его задержали?
Киреев переглянулся с оперативником, сидящим от Корякина по левую руку, и пристально посмотрел на журналиста.
— Дмитрий, то, что я вам скажу, строго конфиденциально. Поэтому никакой речи о том, что эта информация, как вы сами выразились, «завтра будет в газетах», быть не может. Надеюсь, вы меня понимаете?
Корякин молча кивнул головой, и старлей продолжил:
— Этот человек подозревается в торговле героином. В особо крупных размерах. Знаете, что это такое? Вот то-то и оно. Выпусти его, — обратился Киреев к одному из оперов.
Машина остановилась, тот нехотя открыл дверь и вылез, освобождая дорогу Дмитрию.
Как только Корякин вышел из машины, опер тут же сел обратно. Вместо него из машины вышел Киреев.
— Мне кажется, мы поняли друг друга, — улыбаясь, сказал он журналисту и приложил палец ко рту, изображая молчание.
Корякин кивнул головой и достал из сумки визитку.
— Можно вас попросить, — сказал он, протягивая ее Кирееву. — Вот здесь номер моего мобильного. Не могли бы вы мне позвонить, когда какая-нибудь информация по этому делу станет открытой?
— Не знаю, — ответил Киреев, принимая визитку, — обычно до суда вся информация по делам о наркоторговле является закрытой. К тому же я не уверен, что именно мы будем вести это дело. Но если что, то я буду иметь вас в виду. К тому же мы почти соседи. Вы, если мне память не изменяет живете: Ленинский, дом семьдесят. По крайней мере, в паспорте у вас стоит именно этот адрес. Так что учту.
Киреев сунул визитку в карман и сел в машину.
— Поехали, — негромко сказал он.
Спустя пару минут Киреев достал мобильный и набрал номер.
— Я его отпустил, — сказал он в трубку, — Этот козел действительно оказался журналистом. Да, навешал ему всякого на уши. Я думаю, будет молчать. Ну давай отбой.
Старший научный сотрудник НИИ прокуратуры Георгий Виноградов сидел в приемной директора института. Рядом с ним на стуле стоял небольшой портфель коричневой кожи, из которого Георгий постоянно доставал какие-то бумаги. Он погружался в чтение мгновенно — такова была особенность его натуры. Рабочим столом Виноградову могло служить абсолютно любое место. Он сидел в приемной всего пятнадцать минут, а посторонний человек мог бы решить, что он работает здесь с самого утра. Просто по каким-то причинам предпочитает держать бумаги не на столе, а у себя на коленях.
Валентина Петровна, бессменная секретарша с почти двадцатилетним стажем директора НИИ Александра Анисимовича Родичева-Никифорова, не была посторонним человеком. Она была прекрасно осведомлена обо всем, что происходит в институте, а также об индивидуальных особенностях характера каждого из его сотрудников. Кроме умения выуживать информацию она обладала и другими немаловажными в ее работе талантами. Она не тревожила директора по пустякам и великолепно готовила кофе. Поэтому несколько лет назад, когда Александр Анисимович решил сменить кабинет в Генпрокуратуре на кресло директора Научно-исследовательского института по изучению причин преступности, вопроса выбора секретарши для него не стояло. Валентина Петровна охотно переехала вслед за начальником в здание на Звенигородском шоссе. Она бы переехала и в любое другое здание, но НИИ был особенно близок ее сердцу, потому что находился недалеко от ее дома. Валентина Петровна жила на Пресненском валу и вот уже десять лет как была избавлена от ежедневных утренних и вечерних давок в метро. На работу она ходила пешком.
Георгий Анатольевич Виноградов импонировал Валентине Петровне. Как и все сотрудники института, она прекрасно знала, что молодой человек, который сидел сейчас в приемной, с головой погрузившись в свои записи, не только большой талант и без пяти минут доктор наук, но и без трех месяцев будущий зять Александра Анисимовича. Впрочем, Виноградов был симпатичен Валентине Петровне не только этим. Во-первых, он покорял вежливостью, а во-вторых, полным нежеланием (если это, конечно, не касалось его работы) использовать свои практически уже родственные связи.
Хотя директор, заставая Виноградова в приемной, каждый раз сетовал на то, что в его отсутствие будущий зять вполне мог бы разместиться у него в кабинете, Георгий Анатольевич все равно делал по-своему. И никакого ложного пафоса в его действиях не было. Просто Виноградов не считал возможным находиться в кабинете в отсутствие хозяина. Даже если это будущий тесть.
Директор НИИ прокуратуры Александр Анисимович Родичев-Никифоров вошел в приемную, как обычно, внезапно. Увидев сидящего Виноградова, развел руками:
— Ну Георгий Анатольевич… Ну сколько раз тебя просил… Садись в кабинет.
Виноградов начал запихивать свои бумаги обратно в портфель:
— Здравствуйте, Александр Анисимович. Да ничего. Мне здесь привычнее.
Родичев укоризненно посмотрел на Валентину Петровну, но та всем своим видом продемонстрировала, что она здесь ни при чем, что человек выбирает сам и что, в конце концов, она не видит в этом ничего плохого. Родичев направился к своему кабинету, открыл дверь. Пропуская вперед Виноградова, обернулся к Валентине Петровне.
— Валюш, сделай нам с коллегой, пожалуйста, кофейку, — попросил он. — Ладненько.
В интерьере кабинета директора не было ничего лишнего. В определенном смысле обстановку можно было бы назвать спартанской, деловой. Столы, поставленные буквой «т», графины с водой. На подоконниках горшки с цветами, в углу сейф, над столом портрет президента. При детальном изучении кабинета в нем можно было бы отыскать одно интересное «но», однако детально изучать свой кабинет Родичев никому не дозволял.
Под директорским столом, скрытые от постороннего взгляда, лежали две шестикилограммовые гантели, с которыми Родичев упражнялся по нескольку раз в день, предварительно закрыв изнутри дверь на ключ. Впрочем, несмотря на подобную предусмотрительность, директорские упражнения, как и многое другое, не являлись секретом для сотрудников института. Гантели были однажды обнаружены уборщицей, которая с видом человека, выдающего как минимум государственную тайну, рассказала о них работникам столовой. Те посовещались с Валентиной Петровной, и через неделю в институте не было человека, который бы не знал о том, чем занимается у себя в кабинете их директор в свободное от приема посетителей время. Единственным, кто был твердо убежден в полной секретности, был сам Александр Анисимович, поэтому он продолжал каждый раз добросовестно закрывать дверь на ключ и даже задергивал шторы. Впрочем, после истории с гантелями авторитет Родичева в институте ощутимо вырос. Даже, скорее, не авторитет, который и без того был немалым, а отношение сотрудников к директору несколько изменилось. Факт «сокрытия гантелей» сделал нового директора, бывшего грозного «важняка» Генпрокуратуры, обычным человеком, как и все остальные, имеющим право на свои безобидные хитрости.