– Кучумов? - переспросил Архаров.
– Да, я уж вашей милости докладывал.
– К нему можно человека с запиской послать, - решил Архаров.
– Нет, ваша милость, я должен явиться сам.
– Почему так?
– Чтобы он и все его соседи знали - я продолжаю выполнять свои обязанности, - объяснил Шварц. - Только таким путем достигается уважение.
– Много тебе дало их уважение! - съязвил Архаров, вспомнив, как преображенцы вызволяли немца из горящего дома.
– Следует отличать обывателя добродетельного от преступника, - поняв, к чему клонит офицер, возразил Шварц. - Добродетель должна быть вознаграждаема от полиции. Кучумов ни в чем дурном не замечен, и я сам хочу сообщить ему приятное для него известие.
Делать нечего - поплелись сообщать приятное известие, потому что Архаров не хотел упускать Шварца. Сгинет в московских переулках - и карауль его опять спозаранку!
По дороге Шварц осторожненько пытался выяснить, для чего Архарову немолодые благообразные мужчины купеческого звания в количестве четырех штук, но ответа не получил. Архаров положил себе во всем признаться Шварцу, когда можно будет уже диктовать победную реляцию.
Жил Кучумов в хорошем месте - у храма Успения Богоматери, что на Покровке. Храм был любопытен тем, что имел тринадцать куполов, и Шварц даже предложил Архарову их счесть. Он постучал в калитку дома, ему отозвались, и Архаров из вежливости перешел на другую сторону улицы. Шварц был впущен во двор, но не в дом, и хозяин вышел к нему на крыльцо. Беседа была короткой, но для хозяина, как и предполагал Шварц, приятной, потому что, когда Архаров увидел их прощающимися у калитки, Шварц поправлял что-то, лежащее в кармане. Очевидно, не только добродетель должна была быть вознаграждаема от полиции, но и полиция - от добродетели, и в том был тайный смысл похода к Кучумову.
Шварц задержался у калитки, чего Архаров не ждал - он уже принялся переходить улицу. Но вдруг резко повернул направо, прошел немного вперед в сторону Мясницкой и тогда, оказавшись загорожен собственным конем, обернулся.
Зрение его не подвело - Кучумов, хотя и одетый по-домашнему, был удивительно похож на мужчину, получившего тот самый третий меченый рубль.
Шварц догнал Архарова и сообщил, что есть предлог для похода к третьему благообразному лицу, но Архаров только помотал головой.
– Давно ли ты Кучумова знаешь? - спросил он.
– Да лет двадцать, не менее, - отвечал Шварц.
– Не впервые, поди, ему приятные новости доставляешь?
– Случается, - поняв, что Архаров все уразумел, сдержанно отвечал Шварц.
– И сильно он тебе благодарен?
– Соответственно. Он-то на фабричных грешил. Они могут целым скопищем налететь и хоть целый армейский обоз растащить. Так что он на своем добре уже крест поставил. А тут оказалось - рядышком лежит, и в почти полной целости и сохранности. Обещал тут же отправить людей с подводой.
– Погоди, погоди, какая подвода?! - забеспокоился Архаров. Ему вовсе незачем было, чтобы кто-то сейчас вламывался в ховринский особняк, производил шум и создавал впечатление, будто вывез вместе с мешками прошлогодней подгнившей муки и сундук с деньгами!
Тем более - Кучумов!
Архаров с ловкостью, самого его поразившей, взобрался на коня.
– Слушай, Карл Иванович, ступай к Ивановской обители и жди меня там! - велел он и без всяких объяснений ускакал.
Насчет Ивановской обители Архаров сказал неспроста - вспомнил про Людоедку Салтычиху в ее вонючей яме. Коли Шварц так о ней беспокоится - так вот случай закинуть ей туда ломоть хлеба, взятый им на случай, коли проголодается вдали от дома.
В черном дворе особняка он обнаружил привязанного вороного мерина, в котором опознал Левушкиного Ваську.
Громко зовя и подпоручика Тучкова, и мусью Клавароша, и всю их родню в разнообразных сочетаниях, Архаров ворвался в особняк, и первым, кого он там увидел, был Федька.
– Ваша милость! - радостно воскликнул мортус. - А мы уж не знали, где вас искать! Господин Тучков хотел в Данилов монастырь скакать, насилу удержали!
– Какого черта меня искать? И что тут у вас, любить вас в три хрена, творится?!
– Так меня же Клаварош к вам посылал, я вашего камердинера отыскал!…
– Кого ты отыскал?! - Архаров редко приходил в ярость, но тут, кажется, повод был подходящий. - Какого, на хрен, камердинера? Я кто, граф Орлов, что ли, чтобы камердинеров с собой возить? Или гетман Разумовский?!
– Да вашего же, Никодимку, - пятясь, сказал Федька. - Сказался камердинером! Велел ему вас будить и доложить, что мы злодея изловили!
– Злодея? - Архаров начал что-то этакое, ночное, невнятное, припоминать. - Какого злодея?
– Какой за сундуком явился.
– Так… - Архаров сделал Федьке рукой знак, чтобы помолчал. И точно, тормошил же его дармоед! А потом вовсе сгинул… Почему же он сгинул? Потому что был спросонья изруган. Но он что-то не то плел…
– Ты в каком виде на Остоженку явился? - сообразив, спросил Архаров. Федька несколько смутился и начал что-то объяснять про крышу барака и земляное гульбище над ней, про веревку и крюк. Одновременно он вел Архарова туда, где должен был караулить сундук Клаварош. Понять было сложно, но Архаров поднапрягся и, скорее по Федькиному смущению, чем по словам, догадался: мортусы нашли способ удирать ночью с чумного бастиона. Разобрав в углу крышу барака, они вылезали на валганг, идущий изнутри вдоль бастионных фасов и фланков действительно на манер гульбища, хотя изначально валганг предназначен для установки артиллерии, затем вбивали в известную им дыру крюк, за него цепляли веревку и оказывались по ту сторону стены без ведома сержанта и охраны. Этим не злоупотребляли - в неприятностях никто не нуждался.
Не имея ни паспортов, ни денег, мортусы недолго бы продержались на воле в чумном городе, где и приютиться не у кого, особенно клейменные. А уйти из Москвы через заставы графа Брюса вроде и возможно, однако ежели поймают - пожалеешь, что на свет родился.
Федька и Демка, разумеется, оставив в бараке дегтярные робы, вылезли с бастиона еще в первую ночь, когда Клаварош сторожил сундук, и пошли к нему в гости. В ховринском особняке осталось немало одежды, принадлежавшей графской дворне, так что оба мортуса принарядились. В ту ночь, когда неизвестный злоумышленник забрался в особняк, Федька уже был достаточно прилично одет, чтобы на улице его никто не принял за мортуса. И более того - он взял фонарь и с тем фонарем нагло проследовал от Зарядья к Остоженке, готовый на все вопросы отвечать одно: по личному его сиятельства графа Орлова распоряжению, а отчет в действиях согласен давать единственно его высокоблагородию Преображенского полка капитан-поручику господину Архарову.
– То-то тебя дармоед спросонья за московского обывателя принял, - буркнул Архаров. - Вот чертов сожитель! Нет чтоб толком объяснить! Так это сколько ж времени тут ваш злоумышленник заседает? И, позволь… какого черта ты тут среди бела дня делаешь?!