Пятый квадрат | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ты где прёшься?! – рявкнул пулемётчик Киреев и направился к глупо рискующему радисту, собираясь сдернуть его со столь заманчиво вьющейся по хребту дорожки.

«Бах»! – грохнул взрыв. Левая часть корпуса пулемётчика, лишившись опоры, словно зависла в воздухе. «Бах»! – и под правой ногой Михаила тоже разверзлась чёрная бездна.

– Мать твою! – взревел он, плашмя падая на землю.

Тяжёлый «ПКМ», так и не выпущенный из рук, с грохотом опустился на поверхность почвы. Очумевший радист Ухалов застыл столбом, не в силах сдвинуться с места. Время замерло. Кто-то, присев при первом же взрыве, уже поспешно выбивал шомпол, кто-то, не видя произошедшего, ушёл за ближайшее укрытие и теперь озирался по сторонам в поисках возможной опасности, кто-то заторможенно замер на месте. А командир группы, успев все осознать, пока не сумел сформулировать должное приказание.

– Миха! – выдохнул Маркитанов, бросаясь на помощь к обливающемуся кровью, стонущему от невыносимой боли пулемётчику. – Командир, промедол!

– Сейчас! – Морин сунул руку в нагрудный карман, вытащил пластмассовую коробочку, в которой лежали полупрозрачные тюбики, и, достав сразу два, поспешил к раненому бойцу, не задумываясь над тем, что и под его собственными ногами может оказаться спрятанная в земле мина. Он торопился, на ходу отдавая команды:

– Петренко! С миноискателем сюда! Иванов, твоя тройка – носилки, ИПП Кирееву! Живо!

– Есть! – ответил за старшего Васнецов. А Морин выкрикивал новые приказания:

– Наблюдать! – это уже всем остальным. – Иду, иду! – это скорее самому себе для бодрости. По спине, по рукам пробежала дрожь, и он попытался успокоить себя: «Спокойно, спокойно. Главное, чтобы не тряслись руки, а то стыдно. О господи, о чём я думаю, там…» – добежав до раненого бойца, старлей опустился на одно колено и сразу, почти с ходу, сквозь материал маскхалата, всадил в него два укола.

– Потерпи, Михаил, потерпи, сейчас станет легче! – приговаривал он, протягивая Маркитанову вытащенный из разгрузки бинт. И тут же приказал радисту: – Синяк, связь!

– Центр на связи, – доложил радист, успев развернуть радиостанцию.

– Передавай: «Подрыв по координатам Х… Y… Требуется срочная эвакуация. – Морин бросил безнадёжно-тоскливый взгляд в облачное небо – срочной эвакуации не будет, до ближайшего места подъезда техники несколько часов пути, а уже смеркается. – Игорь, давай на связь комбата.

– Беркут – Центру, Беркут – Центру. Приём.

– Центр для Беркута. Приём.

– Пригласи Рубина для Старшего, Рубина для Старшего. Рубина для Старшего, – проталдычил старший радист. – Как понял? Приём.

– Понял, тебя понял! – И буквально через пару минут послышалось: – Рубин для Беркута на приёме.

– Рубин! – Морин перехватил гарнитуру у Синявского и прижал микрофон к уху. – Раньше утра нам не выйти. Прошу эвакуационную технику по координатам Х… Y… Выйду с рассветом. Приём.

– Беркут, – последовал твёрдый приказ, – передвижение ночью запрещаю! Двигайся до наступления темного времени суток. Ночь – на месте. Продолжение движения по светлому времени. Как меня понял? Приём.

– Но Киреев тяжёлый, отрыв обеих ног… – попытался объяснить ситуацию Морин.

– Ты слышал мой приказ? Выполняй! И никаких телодвижений. Конец связи! – категорично предостерёг Лунёв и, не дожидаясь ответа, отдав наушники дежурному связисту, направился к своей палатке. В лицо ему дохнул юго-западный ветер, и почти сразу начал накрапывать мелкий холодный дождь.

«Ночью он захотел идти! – досадуя, комбат с силой ударил кулаком по собственной ладони. – Мне ещё одного подрыва не хватало! Да и весь выигрыш – два часа. По-светлому! Только по-светлому! Получается, район минирован… Наших минных полей там нет. Значит, «чехи». Значит, где-то там база. Значит, придётся посылать туда группу ещё раз». – Рассуждая подобным образом, подполковник Лунёв добрался до своей палатки и скрылся под её пологом.

Относительно базы комбат оказался прав, но лишь отчасти. База действительно была, но старая, заброшенная, давно никем не посещаемая; располагалась она в низине и была рассчитана на два десятка моджахедов. Вот только строившие её уже давно гнили в земле, попав в хитроумную ловушку. Впрочем, как это было осуществлено, история умалчивает.

– Степан, носилки! – скомандовал Морин. Оставаться на месте подрыва дольше необходимого он был не намерен и, глядя на то, как осторожно поднимают и укладывают на брезент носилок тихо стонущего Киреева, Денис прижал микрофон внутригрупповой радиостанции к щеке и негромко отдал приказ: – Первый, азимут сто семьдесят, начинаем движение. Медленно. Как понял, повтори.

– Сто семьдесят, медленно, – отозвался Морзобитов, и Морин почти зримо ощутил, как тот, поднявшись с занимаемой позиции, окликнул бойцов своей тройки и, даже не доставая компаса, свернул в нужном направлении. Головной разведдозор, а затем и вся группа пришли в движение. Неспешно, шаг за шагом, уходили разведчики с вершины заминированного хребта.

Облака сгущались, с неба, как назло, туманной волной падала мелкая надоедливая морось. До темноты следовало пройди как можно большее расстояние, а сумерки наступали всё быстрее. Командир группы спешил, но не смел отдать приказание увеличить скорость. Бойцы первой тройки ядра, Иванов и Васнецов, несшие Киреева, выдохлись и сменились, передав носилки Маркитанову и Пронькину. Как нарочно, выбранный маршрут оказался весьма сложным, и к запланированному Мориным месту ночёвки группа вышла, когда совершенно стемнело.

– Чи, – окликнул старший лейтенант впереди идущего и, сделав ещё несколько шагов в его направлении, остановился. – Садимся здесь.

– Понял, – ответил Ухалов и тут же, по цепочке, передал приказ дальше.

Ночь, наполненная тяжёлыми тёмными тучами, становилась всё мрачнее и мрачнее. В конце концов, предгорья укрыла сплошная чернота. Маркитанов, оставшийся вместе с Королькевичем дежурить подле раненого, срезал на ощупь несколько прутиков орешника, изогнул их, воткнул концы в почву, тем самым образовав над раненым несколько ореховых арок, и накинул на них полиэтиленовую плёнку. Маскировать он её не стал, совершенно справедливо решив, что в такую темень и в двух-то шагах не будет видно ни плёнки, ни обычного под лучами луны отблеска от неё. Затем, укрыв Киреева плащ-палаткой, старший сержант, не смыкая глаз, лёг рядом.

– Королькевич! – шёпотом позвал Димарик улегшегося с другой стороны разведчика.

– Ты чего? – шевельнувшись, сонно отозвался тот.

– Да ничего! Ты следующий раз тоже на мине подлетишь, – уверенно напророчил Маркитанов.

– Это с какого перепугу? – обиженно просипел младший сержант.

– А с такого! Будешь опять так же шомполом тыкать – и подлетишь.

– Да я вроде… – начал было Королькевич, но договорить Димарик ему не дал.

– Вроде Володи, наподобие Пети… Ты под каким углом к земле шомпол держал?