Три группы спецназа постепенно углублялись в лес, расходясь, расползаясь все дальше и дальше друг от друга. Ефимов продвигался вперед, выдерживая направление строго на запад; Гуревич, забирая вправо, углублялся на север, и все сильнее и сильнее подбирался к вершине широкого хребта; а идущий к югу Крушинин шел, постепенно приближаясь к окраинам селения …ни. Впрочем, до них, до этих окраин было еще далеко.
Игорь Гуревич, ведший своих бойцов по одному из небольших отрогов, время от времени с беспокойством поглядывал на показания джипиэса. Вскоре должно было начаться вытянутое на несколько квадратов минное поле, как мечом отделяющее его от идущего чуть южнее Ефимова. Так что надо было не прозевать момент и взять еще немного севернее, чтобы наверняка обогнуть это смертоносное местечко, а не брести по его кромке. Наконец Гуревич окликнул идущего впереди бойца и передал команду «уходим вправо». Почти сразу повинуясь его приказу, цепочка людей отклонилась к северу и поползла дальше по большой дуге, обходя неизвестно когда установленное здесь минное поле. Когда же группа, снова сменив направление, потянулась на северо-запад, Игорь, взглянув на экран джипиэса, довольно улыбнулся – до означенного ранее места забазирования оставалось немного. Началось крайнее боевое задание (в то, что в оставшуюся после него неделю их могут сдернуть еще куда-то, Игорю, как, впрочем, и всем остальным разведчикам, не верилось), а дни на боевом задании обычно летели быстро.
«Можно считать, осталась одна неделя, – подумал он, ощущая в душе радостное предчувствие. – Наташа, готовь стол и…» Что означало это «и», додумать он не успел. Рука шедшего впереди разведчика взметнулась вверх, останавливая всю группу. Игорь замер и, машинально повторив движение впереди идущего, включил радиостанцию.
– Что там у тебя? – не озабочиваясь позывными, спросил Игорь у сержанта Ляпина.
– Следы, – коротко ответил тот, тоже не слишком зацикливаясь на применении позывных.
– Сейчас подойду, – сухо поставив бойцов в известность о своих намерениях, Игорь направился в головняк группы.
Идрис был практически счастлив.
«Эта женщина, эта женщина!» Он не находил слов, чтобы выразить свое восхищение. Когда он мысленно представлял ее себе, в его голову приходило лишь одно слово – СТРАСТЬ. Да она именно такой и была – Страсть. Женщина – страсть. Воспоминания о тех чудных мгновениях заставляли его сердце трепетать, словно это было не сердце взрослого мужчины, а сердечко пойманного в корзину воробушка.
– Брат, я хочу ее! – воскликнул Идрис, едва они оказались с Ибрагимом наедине в своей землянке.
– Э-э-э, брат, была бы она какая-нибудь глупая русская, по недомыслию своих предков поселившаяся на нашей земле, то ты бы хотел ее, пока она тебе не надоела, а потом убил. А за эту, – Ибрагим кивнул за стену своего убежища, – мы с тобой отвечаем головой, и если что… – Договаривать он не стал, брат должен был понять его и без слов.
– Ты не так понял меня, брат! – Идрис обиженно и совсем по-детски поджал губы. – Я достаточно мужчина, чтобы женщина возжелала меня без силы! – Гордо выпяченная грудь должна была показать, что он под этим подразумевает.
– Ты уже был с ней, – заключил Ибрагим, и его лицо вдруг стало совершенно серьезным. – Так чего же ты тогда еще хочешь?
– Я хочу быть с нею всегда!
– Ты хочешь на ней жениться? – Ибрагим оценивающе оглядел брата с головы до ног, но не выказал пока никаких эмоций.
– Ну… – неопределенно протянул Идрис. – Я ведь могу иметь и двух жен.
– Можешь, – ухмылка, появившаяся на лице Ибрагима, явственно говорила о том, что он думает о желаниях своего брата.
– Ты думаешь, она не согласится? – спросил младший Келоев, и тут же увидел, как старший брат отрицательно покачал головой. – Она же сама хотела меня…
– Желание европейской женщины отдаться мужчине – это всего лишь мимолетная прихоть. Они, как собаки, готовы отдаваться каждому, если у них на то будет настроение. Не обольщайся, брат, ей просто скучно, скучно. А стать твоей… Остаться здесь навсегда… Я даже не уверен, захочет ли она повторить это с тобой еще раз… Для них, – Ибрагим отрешенно махнул рукой, – главное – деньги. Красивая жизнь…
– Но ведь я могу предложить ей богатую жизнь, – нашелся, что ответить на слова брата, Идрис. – Деньги, много денег.
Глядя на него, Ибрагим, похоже, был готов расхохотаться. Он едва сдерживался, пытаясь оставаться хоть чуточку серьезным:
– Деньги? Доллары? Фунты? И сколько ты можешь ей предложить?
– Десять, нет, двадцать тысяч долларов, даже тридцать; она будет жить, ничего не делая, безбедно. Ты ведь поможешь, брат? – Идрис умоляюще посмотрел на старшего Келоева, но тот неожиданно вновь стал серьезным, и уже со злостью взглянув в глаза своего наивного младшего братца, потряс перед его лицом обеими руками.
– Безбедная жизнь… Глупый, да она за одну эту командировку имеет больше, чем весь наш сраный отряд! Тридцать тысяч долларов! Он хочет купить ее за тридцать тысяч! Да она за месяц имеет столько, сколько ты не заработаешь и за год! Безбедная жизнь… Она уже сегодня имеет ее. И такой дурачок, как ты – не более, чем игрушка, которую она, не задумываясь, за ненадобностью выбросит.
Ибрагим продолжал говорить, а Идрис стоял и слушал, не перебивая. Он не обижался, он вдруг понял, что его брат говорит истинную правду, и в груди младшего брата появилась горькая обида. Он вдруг осознал, что его использовали, как вещь, как инструмент для исполнения собственной прихоти.
– С-сука, – прошипел он сквозь плотно сжатые зубы. – С-сука, – повторил он снова, пытаясь таким образом возненавидеть предмет своей страсти и тем самым убить вожделение, сжигающее собственное тело.
Вот если бы еще пойти и разбить в кровь ее лицо, как той русской девчонке, лет пять назад пойманной ими на окраине города. Жаль, тогда ребята немного перестарались, и та умерла раньше, чем они успели как следует позабавиться. Но бить кулаком в красивое, податливое ударам девичье лицо Идрису понравилось…
Пойти и разбить в кровь лицо, выбить все зубы. Разбить глаза так, чтобы потекли кровавые слезы… Но нельзя, наказание может быть очень-очень жестоким, Шамиль шутить не любил, и никому не прощал невыполнение приказов. Едва успев подумать о последствиях подобного поступка, Идрис понял, что все его желания исчезли напрочь, так, как будто острый клинок отсек все излишества, мешающие выполнению возложенной на них задачи. Младший брат взглянул на старшего и, прочитав в его глазах понимание, отвернулся. Опустив плечи, он откинул полог и вышел вон из вдруг ставшего душным и слишком маленьким для его мыслей помещения землянки. Ему нужен был воздух, простор, чтобы побыть наедине с самим собой, наедине со своими мыслями.
– Где? – первым делом спросил Игорь, подойдя к замершему Ляпину.