Они шли чуть впереди остальных, и можно было себе позволить позлословить по поводу начальства.
— Думаешь, я понимаю? — Кречетов окинул взглядом расстилающуюся перед ними местность. — Уклон градусов тридцать, ни ям, ни обрывов… Идиоты, блин!
— Угу, — согласился Ефимов и тут же посетовал: — А идется тяжеловато! Ноги тянут, а легкие не дышат, хотя высота небольшая. Почему так — не пойму!
— У меня то же самое, — утешил его ротный. — Наверное, акклиматизация. С недельку поживем — привыкнем.
— Само собой. — Сергей оглянулся.
Его группа, шедшая впереди остальных, держалась весьма компактно. Не считая Зудова, отставших пока не было.
— Хорошо, что идти недалеко!
Стоило только поднять взгляд, и становились видны «Уралы», выстраивавшиеся в ряд. «КамАЗы» связи проходили дальше и скрывались где-то за горкой.
Пока одни разгружали машины, другие обустраивали место будущего проживания. Им тоже было чем заняться.
Сказать, что к их приезду не готовились, было бы неправильно. Готовились. На территории лагеря стояло с пяток драных, видавших виды палаток, наверное, оставшихся в наследство аборигенам еще с царского времени, и такой же древности туалет, заполненный до краев и заселенный мухами. Правда, в отдалении имелся еще один, но туда дорогим гостям ходить запретили сразу, как и посещать баню, в которой имелся холодный душ. Вначале это нисколько не опечалило прибывших. Вот только у них приключилась беда. Итальянская баня, привезенная с собой, сломалась на второй день к вечеру. Первичный осмотр привел к неутешительному выводу: в условиях полевого выхода отремонтировать сие изделие враждебного разума не представляется возможным.
Палатка, выделенная под первую и вторую группы второй роты, выглядела жертвой катастрофы — потрескавшаяся, залатанная во многих местах, на покосившихся кольях, с оборванными подгнившими веревками.
— Дворец! — сделал вывод Ефимов, разглядывавший ее.
— Замок! — не согласился Никитенко, стоявший рядом с ним.
— Пойдем внутрь? Оценим, так сказать, убранство, — предложил прапорщик, и капитан согласно кивнул.
У двери Никитенко оказался первым.
— Гномы их, что ли, ставили? — вопросил он, глядя на невероятно низкий полог.
— Хоббиты! — поправил его Ефимов, тоже удивленно взиравший на дыру, по недоразумению называемую входом.
— Надо будет переделать, — констатировал капитан.
Прапорщик согласно кивнул и заявил:
— Надо. Как только лишнее время появится. Сейчас бы с первоочередными делами разобраться.
– Это точно! – в свою очередь, согласился капитан и, сгибаясь в три погибели, вошел в палатку.
Ефимов нырнул следом. Тут же за стеной послышался звук шагов. Тупой удар и вопль возмущения возвестили о появлении старшего сержанта Банникова.
— Гребаные хоббиты! — выругался Петрович, врезавшись лбом в жердь, проложенную над излишне низким входом.
— Входи, Петрович, входи! — поощрил его Ефимов. — Вот видишь, Василич, я оказался прав.
Никитенко в непонимании уставился на Сергея.
— Палатку хоббиты ставили! — улыбнувшись, пояснил тот, и капитан тоже заулыбался.
Хотя радоваться было нечему. Внутри хоромы, доставшиеся гостям, поражали еще большей убогостью, чем снаружи. Ткань этого жилища, некогда белая, теперь приближалась по своему окрасу к ночному мраку. Многочисленные дыры, зиявшие в ней, свидетельствовали о том, что палатку часто переносили с места на место. Все обвисло, и оттого внутреннее пространство казалось донельзя узким. Столетняя пыль покрывала остатки нар. Грязь слоями лежала на досках, расстеленных на полу, зато в закутке, наверное, предназначенном для начальства, присутствовал ковер, покрытый слоем мусора.
Одним словом, все было хреново. Как следствие, остатки светового дня прошли в бытовых хлопотах. Военные натягивали палатку, поднимали ее, выметали и выскребали грязь, достраивали нары, мыли полы. К ночи им удалось более или менее все привести в порядок. Свет провели уже в сумерках.
Наверное, на радостях по поводу благополучного прибытия большие начальники приказали провести общебатальонную вечернюю поверку. Вот только сами на нее почему-то не вышли.
Новый день наступил с традиционным криком дневального:
— Рота, подъем! Через десять минут построение на утреннюю физическую зарядку!
— Иди ты!.. — Это восклицание оказалось едва не самым ласковым пожеланием, прозвучавшим в адрес недоумка, разбудившего героев.
Разведчики матерились, подниматься не хотели, но через десять минут рота не слишком стройными рядами все-таки двинулась к месту построения. С окружающих высот ощутимо веяло прохладой.
— Люди все? — Капитан Кречетов передернул плечами и повернулся лицом к строю.
— Первая — все, — отозвался лейтенант Кострыкин.
— Вторая — люди налицо. — Капитан Никитенко лениво потянулся, зевнул. — Прохладно однако.
— Третья — все.
— Четвертая в наличии.
Из-за штабных машин показался дежурный по отряду капитан Молотов.
— Проверить наличие личного состава, доложить, — поправляя кобуру, лениво скомандовал он и, дожидаясь докладов, стал в нетерпении похлопывать ладонью по боку.
В штабной палатке его ждало неотложное, срочное и архиважное дело.
— Становись, равняйсь, смирно! Товарищ капитан, в первой роте все люди налицо, заместитель командира роты капитан Иволгин.
— Вольно! Где ротный?
— Заболел, — не моргнув глазом, соврал Иволгин.
Дежурный по отряду сделал вид, что поверил.
— Все на месте! — плюнув на официоз, доложил Кречетов.
— Все люди налицо, — сообщил командир третьей роты.
Согласно докладам, весь личный состав сейчас находился на импровизированном плацу, хотя в глубине лагеря наблюдалось одиночное брожение.
Поморщившись, Молотов скомандовал:
— К проведению утренней зарядки приступить!
Он быстрым шагом отправился к палатке дежурного. Что ж, мавр сделал свое дело. Теперь можно спокойно возвращаться к прерванному занятию.
— Командирам групп к разминке приступить! — Капитан Кречетов вновь зябко поежился.
Прохлада с легкостью начала забираться под майку. Тикали секунды.
— Закончить разминку! — приказал ротный, совершенно справедливо предположив, что трех минут на это вполне достаточно, ибо сильному разминка не нужна, а слабому она не поможет. — Сомкнись. В колонну по четыре за мной бегом марш!
Маршрут предстоявшей пробежки вел в гору. Бежали по обычным меркам медленно, тем не менее Ефимов, находившийся в ядре группы, чувствовал, как легкие начали свистеть от натуги, как постепенно наливались свинцом икроножные мышцы. Утренняя пробежка давалась с трудом. Его утешало лишь то, что почти все бегущие бойцы чувствовали себя не лучше, если не хуже.