– Сколько стоит нынче такое «приструнивание»?
– Конкретного разговора об этом не было.
– А не конкретно?..
– Не один миллион, конечно.
– Если судить по камуфляжной одежде и по дорогим украшениям, то ваш сын вроде бы сам ходил в охранниках, – сказал Бирюков.
– Одежда, массивные кресты на золотых цепях да перстни с камнями – это дань современной моде. Я не раз говорил сыну: «Сними ты солдатский комбинезон и раздражающие завистников побрякушки. Оденься в приличный костюм, как нормальный человек». Он даже слышать меня не хотел. Дескать, батя, не навязывай старомодный вкус. В приличном пиджаке, мол, теперь можно на большие неприятности нарваться. Крутые парни, чего доброго, станут из «пиджака» валюту трясти. А в камуфляжке я – свой… Такие вот у него были рассуждения.
– Зачем же он «макаровский» пистолет с боевыми патронами в кармане носил?
– Пистолет с патронами?.. – удивился Гусянов. – Газовый пугач у него был. И документы разрешающие были. Потом Володя эту «игрушку» с переоформленными документами отдал Лизе Удалой для охраны кассы. В шашлычную, знаете, не только порядочные люди заезжают.
– Вы, как многие односельчане, тоже не признаете переименования шашлычной в таверну?
– Я вообще не признаю глупостей. Говорил Володе: «Что ты иностранщину выпячиваешь? Не нравится „шашлычная“, назови „закусочная“ или „чайная“. Понятно будет людям». Он же – ноль внимания на мое предложение. Дескать, живешь ты, батя, с зашоренными прежней властью глазами. Очнись! Кругом – «супермаркеты», «бары», «казино», «отели», а тебе подавай «закусочную». Разве состоятельный человек завернет в социалистическую забегаловку? Вот «таверну» он из простого любопытства посетит. Посмотрит и наверняка чего-нибудь да купит… – Гусянов перевел дыхание. – Может, в этом и есть какой-то резон. Молодежь, знаете ли, всегда раньше стариков приспосабливается к новым условиям.
– Шашлычная очень вам нужна?
– Как зайцу – колокольчик. Кроме звона, от нее ничего нет.
– Зачем же купили у Куделькина?
– Для сына. Рассчитывал, что увлечется коммерцией. Оказалось, бизнес – не его стихия. Еще Куделькина хотелось материально выручить. В очень сложное положение Богдан попал. Удивляюсь, как он до сих пор не обанкротился.
– Во взаимоотношениях с ним какие-то проблемы есть?
– Откуда им быть… Куделькин – мужик порядочный. Подножек мне не ставит, я ему – тоже. Чувствую, недолюбливает меня, но это, как говорится, его проблема, а не моя.
– Что вообще о сыне можете сказать?
Гусянов шумно вздохнул:
– Хвастаться нечем. Я постоянно находился в колхозном ярме. Внимания Володе уделял мало. Его воспитанием занималась мамаша. Ну, а мать есть мать. Избаловала сыночка. Приучила жить на готовеньком. Надеялся, что он закончит сельхозинститут и заменит меня на посту председателя акционерного общества. Не получилось. Бросил сын учебу и пошел своим путем. К великому сожалению, путь этот оказался очень коротким…
– На месте происшествия у Владимира обнаружили девять с половиной миллионов стотысячными купюрами, – сказал Бирюков. – Откуда у него такие деньги?
Гусянов, насторожившись, развел руками:
– Не могу ответить. Не знаю.
– У вас в доме есть телефон?
– Имею сотовый «Билайн».
– Не пробовали дозвониться в воскресенье к сыну в Кузнецк?
– В этом не было необходимости. Мы твердо договорились с Володей, что во второй половине воскресного дня я приеду к нему.
– В субботу вы были дома?
– Да.
– Почему же не отозвались на стук в ворота?
– Кто стучал? – словно удивился Гусянов.
– Утром – ваш сосед Егор Захарович, вечером – сотрудник уголовного розыска. Собака громко лаяла, однако из дома так никто и не вышел.
– Банзай у меня может лаять по любому пустяку. Видите, Антон Игнатьевич, в чем дело… В пятницу после конфликта с сыном я всю ночь не сомкнул глаз. Подскочило кровяное давление. Наглотавшись таблеток, заснул уже на рассвете. Вероятно, чтобы не тревожить меня, домочадцы решили никому не открывать. Такое у нас часто бывает. От посетителей отбоя нет. С каждым пустяком лезут. Поэтому в критические моменты приходится, так сказать, не откликаться на сигналы.
– После вашего отъезда Анна Сергеевна тоже не захотела со мной разговаривать, – сказал Голубев.
Гусянов уставился на него тяжелым взглядом:
– Характер моей супруги крайне необщительный. Если закусит удила, вызвать ее на разговор – безнадежное дело. Тем более, что в мое отсутствие домочадцам запрещено вести какие-либо переговоры и впускать в дом посторонних людей. Для вас, надеюсь, не секрет, как под видом милиции проникают в квартиры и уничтожают хозяев. Я, конечно, приношу вам глубокие извинения за нетактичность Анны Сергеевны и в то же время прошу вас слишком строго не осуждать ее за это. Не зря ведь говорится, что береженого сам Бог бережет.
– Семен Максимович, – вновь заговорил Бирюков, – какой винтовкой ваш сын хвастался в Раздольном?
– Винтовкой?.. Ах, да!.. Привозил Володя из Кузнецка карабин с оптическим прицелом. Однако я быстро выставил его и сказал, чтобы никогда больше не появлялся в моем доме с таким оружием.
– Зачем ему такое оружие понадобилось?
– Володя постоянно был переполнен шальными проектами. В этом отношении, образно говоря, он напоминал вулкан, извергающий вату. Так и с карабином получилось… Намеревался парень уговорить Егора Захаровича в компании с ним зимой отстреливать лосей и продавать заготовленное мясо через наш магазин в Кузнецке. А не подумал, садовая голова, о том, что лицензия на отстрел стала безумно дорогой да еще транспортные расходы в большую копеечку выльются. Когда на калькуляторе прикинули раскладку, то вышло: овчинка выделки не стоит. На том и угомонился прожектер.
– Не знаете, где он тот карабин приобрел?
– Показывал документы из магазина и разрешение кузнецкой милиции… – Гусянов, морщась, стал медленно тереть ладонью левую половину груди. – Извините, Антон Игнатьевич… Физически скверно себя чувствую, и морально раздавлен. Совершенно не представляю, что теперь делать…
– Соберите волю в кулак и готовьтесь к похоронам, – сочувственно сказал Бирюков.
– Да, да… Хоронить Володю придется, видимо, в Кузнецке.
– Почему не в Раздольном?
– Не хочу оставлять здесь сына одного. Все мои планы рухнули. Надеялся оставить нажитое многолетним трудом наследнику, теперь же… Придется продавать недвижимость и, чтобы поскорее пережить горе, перебираться на жительство в другое место. Кузнецк для этого, пожалуй, самый подходящий городок.
– Лучше Новосибирска?