– О долгах, Слава, есть смысл напоминать государству благополучному и воспитанному. Наше же родное, босяцко-беспризорное, обычно отвечает, что никому ничего но должно. А если и должно, то денег все равно нет.
– Да-а-а… – Голубев покачал головой. – К слову, при советской власти, помню, упор делался на «мой друг отчизне посвятим», а теперь в моде стало: «догадал Бог родиться в России с умом и талантом».
– У каждого времени свои песни. Эта глобальная проблема нам с тобой не по зубам. Давай думать, как уличить Ширинкина.
– Я уже столько передумал, что вконец запутался. Не знаю, с чего начинать дальнейший этап расследования.
– Вначале посетим сожительницу Максима. Оперуполномоченные мне доложили, что в его квартире пригрелась Тата – это прозвище путанки, с пропиской которой засыпался Сапунцов.
– Что она собой представляет?
– Невысокая малявка неопределенного возраста. Как русский человек, пьет водку еще с нежного школьного возраста. На панель вышла в семнадцать. Фамилия Чибисова. Насколько помню, девочка из вашего района.
– Чибисова… – Голубев задумался. – Есть в райцентре Чибисов Митрофан Семенович – кладбищенский сторож. Можно сказать, последний свидетель, который видел Царькова живым. Не родня ли путана ему?
– Это выясним у Таты. Разговаривать с ней – одно удовольствие. У девочки что на уме, то и на языке. Когда работал в отделе по борьбе с экономическими преступлениями, мы с ней часто общались.
– Квартира Ширинкина далеко?
– На улице Депутатской. Сейчас садимся в машину и – туда.
На втором этаже серой многоэтажки Веселкин надавил на кнопку электрозвонка у обитой коричневым дерматином двери с «глазком». Щелкнув замком, дверь открыла молодая с виду девица, похожая круглым накрашенным личиком на куклу Барби и одетая «кое в чем». Сквозь светлую кофточку до пупка просматривался черный лифчик, а бордовая юбочка напоминала широкий пояс, едва прикрывающий начало стройных ног в ажурных колготках и в белых туфельках на высоком каблуке. Увидев Веселкина, девица словно обрадовалась:
– Ой, Константин Георгиевич! Как давно вас не видела!
– Соскучилась? – спросил Веселкин.
– Нет, я просто так…
– Ну, здравствуй, Тата.
– Здрасьте.
– Можно войти?
– Входите, пожалуйста… Только, извините, у нас не прибрано.
«Не прибрано» – это слишком мягко было сказано. Небольшая однокомнатная квартира выглядела запущенной до основания. Потерявшие цвет обои пузырились вздутинами. Линолеум на полу потрескался. На нем – растоптанные окурки и шелуха от семечек подсолнуха. С потолка по углам свисали клочья черной паутины.
– Ласточка, ты почему превратила квартиру в бардак крайней паршивости? – удивился Веселкин.
– А просто так, – отмахнулась Тата. – Мне в лом… то есть ленюсь делать грязную работу.
– Небось за собой не ленишься ухаживать. Вон как ярко наштукатурилась и ресницы дугой закрутила.
– Бомжой мне нельзя выглядеть. Растрепу могут из квартиры вытурить. Вы просто так пришли или по делу?
– По делу. Надо серьезно с тобой поговорить.
– Ну проходите на кухню, там табуретки есть.
Кухня выглядела не лучше прихожей. Те же вздувшиеся обои, усыпанный окурками и шелухой пол, засиженное мухами окно, полуприкрытое грязной шторой, по углам – арсенал пустых бутылок, дверца холодильника «Бирюса» пестрела наклеенными вкривь и вкось прикольными переводными картинками.
Когда все трое уселись возле кухонного столика, Веселкин спросил:
– Ласточка, сколько тебе лет?
Тата игриво прищурилась:
– А как вы думаете?
– Я не думаю, я спрашиваю.
– А-а-а… Недавно исполнилось двадцать пять. Скоро старухой стану.
– Не торопись, до старухи тебе еще далеко.
– Хозяин так же мне говорит: «Маленькая собачка до старости щенок».
– Хозяин – это Максим Ширинкин?
– Угу.
– Давно у него прижилась?
– Полгода здесь живу.
– На панель не ходишь?
– Еще чего! Мы с Максимом вступили в гражданский брак. Он официально прописал меня в своей квартире.
– Да?…
– Да, Константин Георгиевич, да! Могу паспорт показать.
– Будь ласкова, покажи.
Процокав каблуками в комнату, Тата быстро вернулась с паспортом старого образца. Развернув корочки, Веселкин посмотрел подлинный штамп прописки, затем вслух прочитал:
– Чибисова Тамара Тарасовна…
– Это я, – с гордостью сказала Тата. – Убедились в прописке?
– Убедился. А почему тебя Татой прозвали?.
– Школьный приятель, Витька Синяков, по начальным буквам имени и отчества кликуху придумал.
– Вы с Синяковым вместе учились? – сразу вставил вопрос Слава Голубев.
– Угу. И школу бросили после девятого класса вместе. Витя хотел на мне жениться, да я не захотела.
– Почему?
– Синяк тогда по чужим карманам шарился. Побоялась, что посадят щипача, и придется к нему в зону передачки возить. Теперь жалею. Витюня забурел. Козырным игроком в казино стал. Бабки огребает крутые. Квартиру на Красном проспекте шикарную купил, иномарку и все прочее, как у нового русского.
– Чем в таком гадюшнике жить, переселилась бы к нему, – сказал Веселкин.
Тата вздохнула:
– Хотела переселиться, да ни фига не вышло. Витька испугался, что за увод гражданской жены Максим его укокошит. Ну и фиг с ним.
– Чибисов Митрофан Семенович из райцентра не родня вам? – вновь спросил Голубев.
– Дед мой.
– Бываете у него в гостях?
– Нека. Он проституткой меня обозвал. Я обиделась.
Веселкин улыбнулся:
– За правду негоже обижаться.
– Правда-правдой, да все равно обидно.
– Как ты познакомилась с Максимом?
– Через Вальку Сапунцова. Я сначала у Вальки жила. Он веселый «кекс», да мамка его, старая карга, достала меня придирками. Плюнула, показала старухе язык и ушла к Максиму.
– Сапунцов не обиделся на тебя?
– Да, ну… Для Вальки это пустяк. У него баб хватает. И с Максимом Валька, как был друганом, так и остался. Раньше они редко сходились, но в последнее время здоровски задружили.
– Последнее время – это когда?