— Действительно, странно выходит. В случае если я буду генерал-губернатором, я смогу регулировать жалованье, наказывать, назначать и поощрять чиновников любого губернского уровня?
— Конечно.
— А экспериментальный учебный корпус развертывать с чистого листа?
— Да. Тем более что есть удачный исторический опыт, на который всегда можно сослаться. Только не забудь — все серьезные шаги тебе нужно будет согласовывать лично со мной, так как ты плохо ориентируешься в политических партиях и интересах при дворе, а мне не хотелось бы нарваться на серьезный скандал.
— Иными словами, если я хочу снять какого-то родовитого чиновника, то мне нужно сначала побеседовать с тобой о том, как это аккуратней сделать?
— Совершенно верно, — кивнул император, вновь положил сигару на край пепельницы и с удовольствием отхлебнул из чашки немного кофе. А Саша расплылся в улыбке:
— Когда я могу выехать?
— Хотя бы послезавтра. Нужно подготовить определенные документы, так как эта твоя затея с экспериментальным корпусом требует правильного оформления, дабы исключить недоразумения.
— Спасибо, папа! Это просто прекрасно! — Саша встал, сделал шаг в сторону двери, остановился и вновь повернулся к отцу. — Если честно, я думал, ты будешь противиться.
— Саш, я не знаю, что у тебя получится, но мне нравится то, что пока получается. Да, многое из того, что ты делаешь, я не понимаю, а многое мне кажется совершенно диким, но ты раз за разом добиваешься положительного результата. И мне это по душе. Хотя, признаюсь, при дворе существует две очень серьезные партии, которым ты не нравишься. Для первой ты слишком не любишь русскую старину, а для второй — не преклоняешь голову перед Европой. Обе эти группировки за взаимно исключающие вещи считают тебя варваром. Это и смешно, и горестно. Пока мне удается балансировать между этими силами, так как ты успешен. Ведь победителей, как известно, не судят. При всем своем недовольстве тобой указанные партии скрепя сердце принимают подобный факт. Но будь аккуратен. Соверши ты хотя бы одну серьезную ошибку, и может начаться очень опасная и сложная игра с непредсказуемым результатом.
— И какого рода может быть результат?
— Например, лишение тебя права на престол.
— Отец, если это будет нужно ради дела, ради укрепления России — я сам напишу отречение! Хоть сейчас!
— Это похвально, но давай не будем спешить. — Александр допил кофе, поставил чашку на стол и, довольно хмыкнув, продолжил. — Да. Попробуем поиграть с тем раскладом, что у нас есть в наличии. Он не так уж и плох.
— Хорошо. Кстати, папа, у меня один вопрос.
— Конечно.
— Я пока ехал в поезде, читал свежие газеты, там не было ни слова о земельной реформе. Что с ней случилось?
— Она фактически заморожена. Левшин с Милютиным бьются, как могут, но успеха это не приносит. Недовольство аристократии либеральными идеями столь высоко, что я опасаюсь бунта и дворцового переворота. Уж не знаю, кто или что их подначивает, но большая группа довольно влиятельных дворян буквально костьми ложится на пути у этой реформы. Да и не только у нее. Именно по этой причине мне очень нравится твоя идея с экспериментальным корпусом. Общая военная реформа тоже буксует.
— То есть в ближайшее время отмена крепостного права не ожидается?
— Не знаю. Ситуация в этом вопросе пока очень нестабильна и непредсказуема.
— Ясно. Еще раз спасибо.
(27 сентября 1863 года — 25 февраля 1864 года)
27 сентября 1863 года в четыре утра Александр вступил на перрон Николаевского вокзала Москвы. Стоял густой туман, скрадывающий вид вокзала, и оглушающая тишина. Как будто город замер. Прошло больше двух с половиной лет с момента его отъезда, и, честно говоря, Саша немного затосковал.
Привыкнув к относительно быстрому перемещению, Александр воспользовался своим новым статусом цесаревича и повторил трюк, который был проделан на переходе от Варшавы до Санкт-Петербурга. Поэтому в Москву он прибыл практически внезапно, что крайне его радовало. Собственно Павел Алексеевич Тучков, бывший с лета 1861 года генерал-губернатором Московской губернии, узнал о прибытии цесаревича только телеграммой, пришедшей в минувшую полночь. А потому совершенно не выспался, как и все остальные встречающие.
Большого скопления народа по случаю раннего утра не имелось. Только учебный полк при параде с полковым оркестром, да слушатели училища стояли вдоль перрона в ровных шеренгах. А перед этой живой стеной робко держалась небольшая группа в лице генерал-губернатора Тучкова Павла Алексеевича, губернатора Оболенского Алексея Васильевича и предводителя дворянства Гагарина Льва Николаевича, а также их немногочисленной свиты. Робость уже немолодого Павла Алексеевича можно было понять. На старости лет такие встряски. Тем более здоровье у него уже было очень шаткое, часто болел.
Понимая, что все устали и не выспались, великий князь решил встречу на перроне не затягивать. Александр тепло поздоровался со всеми встречающими и в сопровождении взвода фон Валя прямо верхом ускакал в сторону Николаевского дворца.
Сразу входить в курс дел Саша посчитал излишней формой садизма над бедными аристократами, а потому, распугав молоденьких горничных, отправился досыпать.
Проснувшись через три часа, позавтракав и приняв ванну, Александр поехал посмотреть на то, в каком состоянии находятся училище и фабрика. В особенности последняя, так как в отношении нее у Саши имелась масса задумок.
Училище стало радовать буквально с первых шагов. Во-первых, часовые на воротах из числа слушателей его не знали, а потому отказались пропускать и вызвали начальника караула. Даже несмотря на то, что Александр представился. После того, как спустя пятнадцать минут вопрос был решен и эти пятнадцатилетние ребята смущенно зардели, цесаревич переписал их имена и похвалил за хорошую службу. Дескать, молодцы, так и надобно поступать.
К сожалению, Ермолов стал совсем плох и почти не ходил из-за какой-то болезни ног, но он был настолько рад приезду Саши, что, опираясь на довольно могучую трость с Т-образной рукояткой, поковылял навстречу.
— Саша! Дождался! — Алексей Петрович тяжело дышал, обнимая цесаревича. Здоровье его очень сильно сдало, настолько, что никто не мог понять, каким образом этот старик еще сам ходить может. — Я уж и не думал, что доживу.
— Прекратите такое говорить! Вы еще крепкий солдат. Мы с вами еще Париж на штык возьмем!
— Да куда уж мне. — Ермолов лишь отмахнулся. — Слышал я о твоих похождениях. Слышал. Пол-Европы на уши поставил!
— Ну что вы такое говорите, Алексей Петрович? Какое там пол-Европы? Так, немного пошумели. — Александр немного сконфузился.
— Ну же, Саша, полно стесняться. Посмотри на себя — уезжал юношей, а вернулся заматеревшим мужчиной. А старику не веришь — у них спроси, кто тебя знал до похода.