Михаил озвучил все сказанное старшим лейтенантом. Девушки закивали, а затем одна что-то спросила. Алексей вопросительно взглянул на Эпштейна:
- Ну?
- Они все поняли и спрашивают: если солдатам нельзя, то, может быть, их навестит господин офицер?
Домбровский уже хотел что-то ответить, когда девушка подошла к нему поближе и воркующее произнесла длинную фразу. Алексей вдруг почувствовал, как внутри что-то сладко защемило. "Может, и зайду, - мелькнуло у него в голове.- А в самом деле: что тут такого? Девушка явно пролетарская - в порту работает... Почему бы и не зайти? И если... то, даже... и вообще"...
Мысли старшего лейтенанта окончательно перепутались. Он посмотрел на испанку мутными глазами. Чтобы ей такое сказать, чтобы показать что командир Красной Армии испытывает к ней... испытывает к ней... ну, в общем...
В этот момент красноармеец Эпштейн икнул, покраснел, с шумом втянул воздух и сообщил:
- Она... Она говорит, что с военных всегда берут по десять песет, но с такого блестящего офицера ей будет достаточно и пяти...
10.30, 1 мая 1937г., Москва, Красная площадь.
Грохотали сапоги красноармейцев, звонко били в брусчатку копыта кавалерийских и казачьих коней, шуршали шинами автомобили, гулко вбивались в булыжники траки танков и тягачей. Это шел парад - парад армии первого в мире государства рабочих и крестьян, парад армии свободных людей.
Как и всегда в этот день, на трибуне для высшего командования Красной Армии на Красной площади в Москве, появился Тухачевский. Но на этот раз праздничная атмосфера, которая всегда отличала военные парады, приобрела какие-то необычные, странные - до зловещего странные черты. Люди, которые стояли на трибуне рядом с Тухачевским, явно тяготились его присутствием и, по возможности, старались отодвинуться. Не было обычных оживленных реплик, обращенных к заместителю наркома обороны, никто не ждал его острых, едких замечаний, словно глухая стена молчания отгородила Тухачевского от других военачальников. Стоявший рядом с ним маршал Егоров не только не поприветствовал коллегу при встрече, но даже демонстративно отодвинулся от него, поменявшись с кем-то местами.
Так и стоял Тухачевский все сорок минут парада -- в одиночестве среди своих. И не выдержал. Сразу же по окончании парада, не ожидая начала демонстрации, Михаил Николаевич покинул трибуну. Он уже спускался вниз по ступеням, когда в спину ему прилетело негромкое, но отчетливое:
- Иуда!
Тухачевский вздрогнул, точно его ударили. Разумеется, он знал об арестах, которые в последнее время ГУГБ и НКВД проводили среди командного состава Красной Армии, но кто мог, кто посмел подумать, будто это он сдал своих товарищей, своих единомышленников, своих...
Огромным усилием воли Михаил Николаевич взял себя в руки. Внешне спокойный и невозмутимый он сошел вниз, и начал проталкиваться сквозь толпу. Сегодня же он улетает в Испанию, а когда вернется... Победителей не судят, а в том, что он возвратится победителем у маршала не возникало ни малейших сомнений...
- Товарищ Тухачевский?
Чуть позади заместителя наркома обороны возникли двое в штатской одежде. Еще двое стояли перед ним. Плотный крепыш с бритой головой вежливо улыбнулся:
- Товарищ маршал? Мы вас уже ждем... - И в ответ на немой вопрос пояснил, - Поручено доставить вас на аэродром. Пойдемте, пожалуйста.
Длинный, сверкающий черным лаком "паккард" промчал Тухачевского по Московским улицам и остановился возле его дома. Крепыши в штатском, похожие друг на друга точно близнецы-братья, не позволили маршалу выйти из машины. Двое исчезли в подъезде и, практически сразу же, возвратились с чемоданами...
- Ваши вещи, товарищ маршал...
Казалось, что крышка багажника только-только захлопнулась, а машина уже летела по праздничной Москве на Тушинский аэродром, где Тухачевского ожидал самолет.
В здании аэродромных служб молодые люди в штатском провели Михаила Николаевича в столовую. Оказалось, что там уже маялись его адъютанты - полковник Шилов и майор Баерский. Баерский стал адъютантом маршала совсем недавно - после того, как его предшественника Якова Смутного - креатуру Якира - забрали для "дачи показаний в качестве свидетеля" вот такие же вежливые широкоплечие ребята из ГУГБ. Больше его никто не видел. Впрочем, Владимира Баерского Михаил Николаевич знал еще по Гражданской и был даже отчасти рад тому, что вместо хитрого польского еврея Смутного рядом с ним вновь оказался старый товарищ. Особенно после того неприятного инцидента в Киеве, когда в автомобиль Якира врезался трехтонный "Форд-Тимкен", груженый песком...
- Товарищ маршал, - вежливо обратился к Тухачевскому давешний бритоголовый. - Тут вот вам и товарищам командирам приказано было праздничный обед организовать... - С этими словами он широко махнул рукой куда-то себе за спину, - Прошу вас, проходите...
Обед на три персоны был великолепен. Цыплята табака, икра, жульены... Отдельно в полоскательнице набитой колотым льдом потел графинчик с водкой. Искрился темным янтарем графин коньяку. Несколько бутылок вина, нарзана, и кувшинов с соками дополняли натюрморт.
Тухачевский, утолив первый голод и залпом выпив три рюмки водки - просто так, без тостов и здравиц, - задумался. После того, что творилось на параде, ужасно хотелось напиться. И, казалось бы, все для этого имеется: и выпивка, и закуска...
Маршал, в который раз, поразился проницательности ТОГО, кто приказал организовать этот банкет. "Хочет товарищ Тухачевский - пусть напивается. Это ему завтра в Испании командовать, ему же и решать". Он словно услышал этот спокойный, глуховатый голос, с едва заметным акцентом, и вздрогнул. Показалось, что сейчас откроется какая-нибудь неприметная дверь и войдет...
- Будьте добры, - обратился Михаил Николаевич к сопровождавшим. - Прикажите убрать со стола спиртное...
Крепыши-близнецы переглянулись между собой, и бритоголовый, бывший, очевидно, за старшего, махнул рукой. Неизвестно откуда появились две девушки-официантки и мгновенно убрали со стола все бутылки, кроме тех, что с нарзаном. Хотя нет! Одну бутылку вина они все же оставили.
Тухачевский вопросительно посмотрел на бритоголового, и тот, нагнувшись к маршалу, негромко, но веско сказал:
- Товарищ Берия приказал передать лично вам, - он указал на вино. - И просил передать, что это - "Оджалеши". Лучшее вино Кавказа!
Берия? Лично послал ему вино? Михаил Николаевич почувствовал, как по спине пробежал предательский озноб. А что, если?..
Быстро наполнив несколько рюмок, он протянул одну из них бритоголовому, приглашающее махнул рукой остальным:
- Выпьем, товарищи, за гениального товарища Сталина, который ведет нас от победы к победе!
Проигнорировать такой тост было нельзя. Выпили все. Тухачевский чуть расслабился: вряд ли люди Берии так спокойно пили бы отраву. Хотя...