То, что он отменил ряд других традиций? Ну да, сейчас бояре не выводят его под руки из палат, так это больше имеет отношение к обычаям, да и введено не столь давно, в последние годы царствования Ивана Грозного – одряхлел царь, вот и приходилось регулярно прибегать к посторонней помощи. А Федору Иоанновичу по причине слабого здоровья тоже требовались поддерживающие его под локотки.
Что же касается крепкого послеобеденного сна, которого Дмитрий избегал, то я предложил Годунову вместе с царем записать в еретики и меня, поскольку мне тоже не до послеполуденной сиесты – и без нее не успеваю.
А в заключение я выразил глубокое сомнение, что боярин так уж сильно и совершенно бескорыстно радеет о самом царевиче.
– И вообще, такие дела затевают только с очень надежными друзьями, которым верят как самим себе, а Шуйский может быть надежным только в одном случае – когда у него не будет возможности оставить тебя в беде. Пока она имеется – пиши пропало. И вообще поверь мне, что с такими друзьями, как он, враги тебе уже не понадобятся.
– Да нет, я памятую, что ты о нем сказывал ранее, – поправился царевич. – Но я мыслил, что ныне он иной. Опять же он сказывал, стоит токмо начать – и все. Мол, удача непременно…
Я чуть не взвыл от злости – да сколько ж можно?! Остается только удивляться, каким глупым становится иной человек, если его погрузить в бочку с лестью. Но усилием воли сохранил хладнокровие, посоветовав:
– Охолони, царевич. Удача – девица своенравная, к тому же пользы от нее не так уж много. Благоприятный ветер может самое большее задрать сарафан у идущей впереди тебя девки. – И, не сумев сдержать себя до конца, горячо выпалил: – Ну ты посмотри на себя – куда тебе ставить мышеловку, если сам пока годишься лишь на роль приманки?!
Годунов насупился. Понимаю, обидно. Но правда, как лекарство, – всегда горчит, и если я не скажу ее, то кто сделает это вместо меня? Вот и приходится обижать парня. Зато останется жив.
А что до приманки, то я пояснил, что стоит только нам с Федором затеять переворот, как Василий Иванович непременно начнет свою контригру. Более того, даю голову на отсечение, что она продумана им уже сейчас. Ну, например, отчего бы ему, едва узнав о благополучном завершении мятежа, самому не поднять бунт под благовидным предлогом мести за государя Дмитрия, которого изничтожил окаянный Годунов.
– Дак речь-то об убиении вовсе не шла! Нешто я головник какой?! – возмутился престолоблюститель. – И боярин со мной согласился, что негоже Дмитрия Иваныча жизни лишать, довольно с него и монастыря.
– Что-то мне сомнительно, – хмыкнул я. – Ему просто не позволят выжить.
– Мы его защитим! – твердо произнес Федор.
– А тебе не кажется, что тогда получается какой-то странный заговор – вначале свергнуть, а потом защищать? – поинтересовался я. – К тому же в этом случае Шуйскому прямая дорога учинить свой бунт против тебя, причем сразу же, едва ты засунешь государя в монастырь. И поверь, что под его лозунг «Спасем красное солнышко русской земли!» встанут все.
– Но зачем боярину таковское? – усомнился Федор.
Вот елки-моталки! Неужто он не понимает даже такой элементарщины?! Я, опешив, уставился на царевича. Тот продолжал простодушно глядеть на меня. Ой, как все запущено. Ладно, поясним и это.
Вообще-то расклад был и впрямь элементарен. Завалить Федора вместе со мной и нашими гвардейцами – делать нечего. И не только его одного, но попутно и Дмитрия, который погибнет от рук подлых годуновских наймитов при попытке его освобождения. Дальнейшее предсказать тоже просто. Да здравствует освободитель и спаситель земли русской! Славься, наш новый батюшка царь Василий Иванович!
Так, лицо посерьезнело, глаза потемнели от подступающей злости. Значит, дошло. Проникся, вьюнош, и осознал. Вот и славно.
– А я его еще жиковиной одарил, – зло произнес он.
– Какой жиковиной? – не понял я.
– Да у Ксюши взял. Уж больно просил боярин. Дескать, хоть и не время ныне, но в знак, что у него еще есть надежда… Ты ж сам сказывал, чтоб я с ним шибко не разругивался, потому и…
– Что-то не нравится мне эта просьба, – задумчиво произнес я, пытаясь понять, зачем Василий Иванович настойчиво клянчил перстень царевны.
Однако тут фантазия мне отказала, да и время было позднее, так что я отложил свои раздумья на потом. А на следующее утро и Шуйский, и Гермоген покинули Кострому, так что я благополучно забыл про жиковину, подаренную Годуновым боярину.
А зря…
Впрочем, без гостей мы оставались недолго. Стоило уехать одним, как всего через пару дней к нам прикатил другой, оказавшийся тем самым Петром Ивановичем Буйносовым-Ростовским, дочку которого предложил в жены царевичу Василий Иванович. И завел он речь о… сватовстве.
Нет, речь шла не о его дочери. Вопрос вновь касался Ксении, а Петр Иванович выступал в роли свата, представлявшего особу самого Федора Ивановича Мстиславского, который тоже возжелал породниться с Годуновым.
Правда, с ним разобрались довольно-таки быстро – получив такой же уклончивый ответ, что, пока продолжается траур, все разговоры о замужестве царевны, равно как и о женитьбе царевича, вести нежелательно, он уже на третий день удалился.
Казалось, можно было перевести дух, но не тут-то было. Прошла всего неделя, и я получил первую весточку от «надворного государева секлетаря и подскарбия» Афанасия Ивановича Власьева.
Помимо прочих новостей, которые касались его сборов в связи с предстоящим отъездом в Речь Посполитую для сватовства к Марине Мнишек, он в самом конце сообщил о том, что, по слухам, государь вроде как собрался в Ярославль, однако выглядит в последние дни несколько странно, пребывая уж больно сердитым, в отличие от своего всегдашнего добродушия и веселья.
Да еще Дмитрий помимо своих алебардщиков, которых завел вместо изгнанных поляков в качестве царской стражи, вроде бы повелел взять в предстоящую поездку аж три стрелецких полка, но о них он ведает худо – то ли правда, то ли нет.
Странно. Не многовато ли – три тысячи человек в охране, а если считать наемников, то чуть ли не три с половиной? Прикинув и так и эдак, я решил, что Власьев, по всей видимости, ошибся. К тому же куда больше внимания, на мой взгляд, заслуживало сообщение Афанасия Ивановича о том, что Дмитрий собирается ехать не один, а вместе с Басмановым и королевичем Густавом, который недавно приехал в Москву из Углича. Вот тебе и раз. Если сопоставить даты нашего с Ксенией пребывания у него и примерное время на дорогу, то получалось, что он сорвался с места чуть ли не через три, от силы пять дней после нашего визита к нему. Да и вообще – что ему понадобилось в столице?
Говорить царевичу о том, что государь приезжает в Ярославль, я не стал. В конце концов, город хоть и недалеко от Костромы, но во владения Годунова не входит, так что ни к чему его беспокоить. Однако кое-какие меры предпринял, ибо «ледокол» Дмитрий свои задачи пока что не выполнил, вот и надо воспользоваться удобным случаем – всего сотня верст по Волге. Выясню, когда он там появится, приеду и в очередной раз подтолкну государя к принятию составленных мною реформаторских указов. Правда, они пока только в черновом варианте, да и то благодаря усилиям Бэкона, то есть их еще предстояло переиначить на русский лад. К их обработке я и приступил, посвящая всякую свободную минуту этому занятию.