К тому же моя идея включить для солидности в Освященный собор всех присутствующих на Москве высших иерархов церкви числом до девяти человек хороша лишь с одной стороны – поднять авторитет нового учреждения. Бесспорно, они его возвысят и освятят своим присутствием, чтобы бояре не смогли кудахтать против. Да и перечить любым уже принятым постановлениям собора, даже если они пойдут в ущерб их имуществу, церковные иерархи в открытую тоже не решатся, поскольку сами входили в его состав, пускай и остались при голосовании в меньшинстве.
Однако, как и во всяком деле, имелась и другая сторона, негативная. Стоит мне попробовать пропихнуть какое-нибудь предложение, касающееся науки и образования, да даже учреждения тех же театров или университета, как они тотчас встанут на дыбы. И вот тут, если меня не будет, навряд ли удастся их переспорить, ибо народу в принципе эти новшества тоже не совсем понятны, так что упираться за них они без меня не станут.
Словом, я подумал и решил согласиться. Правда, баллотироваться сразу по двум направлениям глупо. От каждого города предполагалось четыре выборных, и если я буду избран и там и там, то получится, что Кострома выставляет всего трех человек – от купечества и приказных плюс от всего прочего люда, включая ремесленников и народ на посаде, ну и меня, как представителя дворянства и одновременно служилых людей. Пояснив причину, я отказал своим ратникам и порекомендовав выдвинуть кого-нибудь другого, назвав целый пяток, на мой взгляд, наиболее подходящих. Народ слегка приуныл, но прислушался и выбрал из предложенной мною пятерки сотника Лобана Метлу.
В таких условиях о личном выезде в Ивангород нечего было и думать, хотя побывать хотелось, ведь туда должны были стекаться все донесения моих прибалтийских лазутчиков. Но деваться некуда. Пришлось срочно вызывать нескольких купцов, вручать им пушнину, которой у нас скопилось изрядно, и отправлять их в Эстляндию. А вместе с караваном укатили и мои парни из тайного спецназа, которых я проинструктировал – где, что, как и так далее, особо оговорив место и время встречи с ними.
О подготовке к предстоящей войне я, разумеется, не забывал. Про порох, свинец и прочее, необходимое для пищалей, говорить не буду – это я доставил из Москвы. С арбалетными болтами тоже был полный порядок – по полсотни на каждого гвардейца.
Костромские литейщики немного подвели. Заказ на тысячу гранат они сдали мне досрочно, да и ядер отлили в достатке – даже больше планируемого, но это из-за того, что самих пушек, которые мне требовались, то есть легких походно-полевых, изготовили гораздо меньше. Я рассчитывал на тридцать, а получил чуть больше половины – всего восемнадцать. Зато у меня вышло по три десятка новых разрывных ядер на каждую пушку. Скорее всего, хватит и трети, а может, и четверти, но подстраховаться стоило, поэтому я решил взять с собой все.
Вот только поначалу и ядра, и гранаты надлежало снарядить бикфордовым шнуром, которого в наличии было крайне мало. Что-то не выходило у моих умельцев, хотя они трудились в строгом соответствии с инструкцией, написанной Густавом. Пришлось ехать к нему, благо что я все равно собирался навестить шведского королевича, чтобы отдать ему государев указ о замене ссылки. Вместо Пустозерского острога новому Парацельсу надлежало неотлучно пребывать в Буй-городке.
Отдав цареву грамоту, я извинился, что не смог выхлопотать окончательное прощение и его возвращение в Углич, но Густав сразу замахал на меня руками:
– И не надо.
Я опешил и удивленно уставился на него. А принц взахлеб принялся рассказывать мне, каких невероятных успехов он сумел добиться в производстве стекла. Преувеличивал конечно же, не без того, но успехи и в самом деле были, причем немалые – в этом я успел убедиться, еще будучи в Костроме, поскольку из каждой новой партии стекла, цвет которого особенно хорошо удавался, он незамедлительно отправлял для «принцесса Ксения Борисофна» какую-нибудь диковинку, выдуваемую по его заказу Петрушей Морозко или Миколой Ипатьевым. Да и сам вид алхимика меня порадовал. Бодрый, жизнерадостный, азартно жестикулирующий, цвет лица тоже не похож на сине-красный стандарт алкаша – словом, совсем иной человек. Вот что значит вовремя подкинутое увлечение.
Кстати, мне даже не пришлось просить его о помощи. Едва он узнал, что у меня возникли проблемы с запальным шнуром для гранат и ядер, как сам вызвался помочь, сделав должное количество в ближайшие три дня. Не отказал он мне и в другой просьбе, твердо пообещав в ближайшие две недели изготовить сотню сигнальных ракет.
Походив по заводику, я понял, что теперь Алеху можно смело отправлять хоть на лесозаготовки, хоть еще куда, поскольку народ, подхлестываемый азартом Густава и подпитываемый его кипучей энергией, вдохновенно трудился, каждый день с любопытством ожидая, что еще придумает неугомонный свейский царевич.
Что касается финансовой стороны, то тут тоже все было в полном порядке благодаря Алехиной… лени. Ну не хотелось парню возиться с приходно-расходными книгами, вот он чуть ли не с самого первого дня и нашел среди трудившихся на заводике острожников бывшего подьячего по прозвищу Короб, который сейчас добросовестно вел всю документацию и при этом – удивительное дело – не воровал.
Вернувшись в Кострому, я принялся проверять обмундирование и экипировку. Оказалось, что пошив одежды приближается к завершению. Восемьсот маскхалатов уже готовы, шапок-ушанок намного меньше, но, если выдавать их лишь тем, кому придется дежурить или сидеть ночью в засаде, должно хватить.
С лыжами тоже все было нормально. Соблазненные хорошими ценами, которые я предложил, не став скупиться, кто их только не делал.
Кроме того, у каждого гвардейца имелась саперная лопатка, фляга, плюс кузнецы изготовили метательные ножи для всего спецназа. Здесь тоже с количеством вышла неувязка – из трех сотен оказались готовы две. Ладно, будем надеяться, что хватит и их, тем более что время для пополнения запаса имелось.
Обоз получался изрядный, и количество саней, на мой взгляд, превзошло все разумные пределы, так что я, прикинув, что может понадобиться исключительно в Эстляндии, не раньше, часть его, и довольно-таки значительную, распорядился загодя отправить вперед, чтобы не задерживать в пути основную группу.
В очередной раз пожалев, что слишком поторопился с обещанием Ксении взять ее аж до Великого Новгорода, я попытался уговорить ее остаться, так сказать, по доброй воле.
Однако царевна заупрямилась не на шутку, заявив, что слово мною дадено, так что нечего тут.
– Хошь, чтобы у меня сердечко разорвалось от столь долгой разлуки, так и скажи! – заявила она под конец нашего разговора и всхлипнула.
Испугавшись, что Ксения заплачет, хотя и были подозрения, что это чистой воды притворство, я пошел на попятную, заявил, что со всем согласен, а спрашивал ее только на всякий случай, ибо слово привык держать.
Еще раз прикинув, все ли приготовлено, я отдал последние распоряжения, уточнил с царевичем и Христиером Зомме время и место встречи, после чего направился в Москву.