— Двинулись в атаку, тысячи две пеших, не менее, — почти шепотом выдохнул Ольгерд.
Да, волнение было всеобщим, и Норманн не стал исключением, нервное напряжение неприятной льдиной давило ему на грудь. Как ни странно, но атака кипчаков принесла облегчение, сразу стало легче дышать, в голове возникло понимание развития событий.
— Сяду-ка я под навесом, — с напускным безразличием заявил Норманн и позвал слугу.
Княжичи непонимающе переглянулись, а через мгновение их напряженные лица с плотно сжатыми губами осветила солнечная улыбка. Оба весело расхохотались и, обнявшись, сели прямо на землю. Громкий смех юношей и расслабленная поза сидящего в кресле князя пролетели над крепостью незримым ветерком. Разом зашевелились застывшие фигуры пушкарей, в траншее между батареями канониры ударились об заклад с мушкетерами, а Тутник начал рассказывать своим лучникам забавную байку. Вопящая и улюлюкающая орава кипчаков уже никого не пугала. Действительно, чего тут бояться? Степняки бегут на жерла пушек!
— Ахилл, командуй по своему усмотрению, — покосившись на Норманна, разрешил Ольгерд.
— Как скажешь, князь, — с легким поклоном ответил итальянец. — Пропустим степняков через две линии орудий и покончим с ними одним залпом.
Что такое один километр? Четверть часа пешком или пять минут обычного бега. Нарастающий адреналин заставлял кипчаков мчаться быстрее ветра, а Норманн по мере приближения врага становился все спокойнее. В нем даже проснулось любопытство, захотелось как можно лучше рассмотреть решающую фазу штурма. Вот замыкающие пробежали мимо концевых батарей, а передовая группа помимо воли начала уплотняться.
— Враг в загоне! — громко выкрикнул Садиги ас-Хафиз.
Ахилл взмахнул рукой, залп грянул одновременно с первыми нотами сигнального горна. С холма могло показаться, что между оборонительными лучами взмахнули гигантские метлы. Невидимая сила пробила во вражеской толпе широкие просеки, а вслед за грохотом пушек над степью пронесся вопль ужаса и боли. Оставшиеся в живых опрометью бросились прочь, раненые и изувеченные с мольбой о помощи поползли следом.
— Потрясающая победа, — воскликнул генерал Ян Вэй Джун, — князь! Вы одним залпом уложили более тысячи человек! Поздравляю с победой!
— До финала еще очень далеко, — осторожно заметил Норманн.
Словно в подтверждение его слов навстречу отступающим побежала вторая волна атаки. Вот обе группы соединились и с удвоенной скоростью понеслись на укрепления.
— Знает хан Касай о недостатках артиллерии, да пушки у меня совсем другие! — самодовольно воскликнул Ольгерд.
Правильное замечание, в четырнадцатом веке орудия после выстрела остывали естественным путем. С учетом толщины они делали не более трех выстрелов в сутки. Норманн посмотрел на ставку хана, где кавалерия кипчаков готовилась к завершающему удару. Враг снова втянулся в паучьи лапки и ринулся к ограждающему валу. На этот раз Ахилл выдержал паузу до классического уровня чеховских спектаклей, орудия центрального вала били чуть ли не в упор. Молодцы канониры! Показав класс подготовки нового выстрела, они успели еще разок пальнуть в спину убегающему врагу.
— Как думаешь, им хватило или захотят еще разок умыться кровью? — спросил Ольгерд.
— Пойдут, как пить дать, пойдут! — ответил Норманн. — Хан зол и амбициозен, сам сдохнет, других угробит, но не отступит, обязательно постарается нас достать.
— Весь резерв на Камышинке кусты рубит и корзины плетет, — вздохнул Ольгерд Гедиминович.
— Не робей, — подбодрил Норманн, — посмотри на ставку Касая, там чуть ли не за кинжалы хватаются. Немного поспорят и сделают еще одну глупость.
Третья атака состоялась почти через час, причем хан сотворил именно глупость в стиле Карла XII. Утром последнего дня осады шведский король отправил на штурм все девятнадцать кавалерийских полков, а сзади подпер их пехотой. Угодив в огненный мешок, всадники бросились назад по головам собственной пехоты. Как следствие, никто из пехотинцев не уцелел, из остатков кавалерии собрали неполные пять полков. Когда Норманн увидел атакующую кавалерию и бегущих следом пеших, немедленно подозвал Гедиминовича:
— Вели Кючуку встать у Северных ворот. Предупреди: преследование начинать только по твоей команде!
— Маловато их, — засомневался Ольгерд, — надо бы немцев с французами добавить.
— Хорошо, пусть разомнутся, — согласился Норманн. — Но предупреди, час преследования — и обратно!
Повеселевшие кавалеристы быстро оседлали лошадей и собрались у ворот, а кипчаки с истошным воем в очередной раз полезли в ловушку.
— Резерв! — гаркнул Ахилл. — Пушки на юг! По моей команде — навесной огонь бомбами!
Княжичей словно ветром сдуло, а вскоре пароконные упряжки выкатили орудия на внутренний рубеж. Норманн с удовольствием наблюдал за слаженной работой расчетов. Ездовые быстренько расцепили буксировочные крюки и увели лошадей. Пока пушкари разворачивали и наводили орудия, подоспели зарядные ящики и без промедления начали готовить выстрел. Ба! Да там канадская мадам по имени Леа! Женщина уверенно работала наравне с прошедшими практику боев мужчинами. Молодчина, ничего не скажешь! Последними на позицию вышли каронады под пудовые бомбы. Успеют?
Ответом послужил залп редутов, а ретрашемент [70] отозвался смертоносным эхом. Глухие разрывы бомб смешались с ржанием невинных лошадок и воплями изувеченных людей.
— Ольгерд, посылай кавалерию! И лучников отправь на линию! — приказал Норманн и оказался в тесном кругу товарищей. Вежливо отвечая на поздравления генерала Ян Вэй Джуна и улыбаясь шуткам Садиги ас-Хафиза, бочком прошмыгнул в шатер и через вход для прислуги без задержки отправился на Камышинку. В одной из стоящих на берегу лодок он приметил закидушку и сейчас хотел тихо посидеть на вечерней зорьке.
Рыбалка принесла и умиротворенное спокойствие, и удовольствие — сазан не обращал внимания на доносящиеся со стороны Иловли буханья пушек. Рыбу не спугнул даже радостный галдеж вернувшихся мурманов, которые сумели пленить большой отряд беглецов. Воины Ульфора выследили пытавшихся перебраться на левый берег кипчаков и дали возможность начать переправу. Их повязали почти у противоположного берега, когда усталые кони и люди уже считали, что они в полной безопасности. Отдав улов норвежцам, Норманн прикорнул прямо на тепленьком песочке.
— Гер Норманн фон Рус! Вставайте! Солнце высоко поднялось, а вы не мыты, не бриты и не завтракамши. — Слуга с трудом добудился провалившегося в глубокий сон господина.
— Да? Сколько сейчас времени? — Норманн повернулся на спину и принялся массировать затекшую правую руку.
— Четверть часа назад был полуденный выстрел, — ответил Хайнц. — Я завтрак принес, и бритвенные принадлежности здесь.
Со сна вода в реке показалась ледяной, через минуту тело разогрелось, мышцы наполнились силой, а организм напомнил о пропущенном ужине и потребовал еды. Слуга выставил на скатерть миску плова с большим количеством моркови. Мелкорубленая баранина терялась среди напитавшегося жиром изюма. Рядом с краюхой свежего хлеба стояла полулитровая кружка козьего молока, а терпкий запах, идущий из-под медвежьей муфты, выдавал присутствие кофейника.