— Да ну? — недоверчиво протянул он.
— Вот тебе и «да ну». — Я махнул рукой, подзывая Дубца, держащего под уздцы мою лошадь, и, уже будучи в седле, сказал напоследок: — А знаешь, почему тебя, несмотря на лета, Исайкой кличут? Да потому, что у тебя ядра на девятый раз в цель попадают. А на Руси как кого величают, так и почитают. Батюшку-то твоего как звали?
— Да как и меня, Исаем, — растерянно ответил тот.
— Когда освоишь эту науку, а она нехитрая, и все прочие под твоим началом тоже, я сам первый тебя Исаичем назову, — пообещал я.
И назвал. Правда, не на следующий день, а через один, ибо пушкари под началом Исайки поразили щиты со второго, а кое-кто вообще с первого выстрела. Разумеется, целились они исключительно с помощью брусков — у каждой пушки свой, индивидуальный. Но учебу я на этом не закончил, распорядившись, чтобы и все остальные московские пушкари освоили новые прицелы.
И вот теперь над проведением стрельб и у пушкарей, и у стрельцов нависла угроза. Запасы пороха, свинца и ядер истощились, а пополнить их не на что — снова вопрос уперся в деньги. И на сей раз, обратившись в Опекунский совет, я получил отказ.
— Сам ведаешь, князь, что ныне с казною творится, — почти виновато пробасил Федор Иванович Мстиславский. — Понимаем, на доброе дело деньга надобна, но где ж ее взять? Ежели токмо у аглицких купцов, но мы пока от них по твоему настоянию ни рублевика не получили. А со своим прибытком худо. Тут же помимо ядер одним пушкарям эвон сколь всего требуется. — Он вновь взял в руки составленный подьячим из Пушкарского приказа список и процитировал: — «Десять холстов, триста листов бумаги доброй, большой, толстой, двадцать два пятка льну мягкого малого, осьмеро возжей лычных, двадцать гривенок свинцу, восемь овчин да восемь ужищ льняных, по двадцати сажен ужище…»
— Сумма не столь и велика, — бесцеремонно перебил я его.
— Невелика, — вздохнул он, отложив список в сторону. — Но ежели к ней цену шестисот ядер присовокупить, да порох, да стрельцам свинец, как ни крути, а тыщи получаются. В казне же, сам слышал, — он кивнул на Власьева, — не ахти…
— А шестьдесят тысяч от Марии Владимировны? — растерянно уставился я на них.
— На один твой полк, кой ты набираешь, сколь тыщ ушло: на одежу с обуткой, на пищали с саблями да на прокорм, — тихонечко напомнил Афанасий Иванович, сконфуженно глядя на меня. — Да жалованье людишкам выплатили за прошлое лето. Ты же и настаивал.
— Настаивал, — пробурчал я.
Говорят, покойников нельзя поминать плохим словом. Либо хорошее, либо ничего. Традиция такая. Я и не поминал Дмитрия, хотя очень хотелось произнести в его адрес нечто из ненормативной лексики. Да, конечно, с деньгами обращаться толком его никто не научил, но ведь в Думе ему не раз подсказывали насчет расходов. И не только подсказывали. Как я слышал от Власьева, под конец бояре вообще наложили весьма жесткие ограничения на его покупки, благодаря чему поток иноземных купцов, почуявших славную поживу, слегка поубавился. Да и как иначе, коль государь покупает, а казна потом заявляет, что не собирается оплачивать — иди и забирай товар обратно.
Зато касаемо действительно необходимых трат, к примеру выдачи зарплаты людям, тут все наоборот. На словах-то он всем увеличил жалованье вдвое, а на деле не удосужился выплатить и прежнего. Возможно, никто не напоминал, не спорю. Но у самого-то голова на плечах должна быть, чтоб понимать: вначале отдай основное, которое тебе рано или поздно все равно придется отдать, а потом, если останется, кути себе, проматывай, заказывай новый трон в Грановитую палату, дари своему польскому воробышку суперкарету, шикарнейшие сани, всякие дорогущие корабли, часы и прочее.
Вроде бы элементарная вещь, ан поди ж ты…
Пришлось ставить вопрос на Опекунском совете, что надо в срочном порядке удоволить людей, погасив задолженности. Поддержал меня даже Мнишек. Этот, очевидно, лелеял надежду, что в число «всех» включат и его самого, в смысле выплаты по финансовым обязательствам, указанным в брачном контракте. Но по моему настоянию выплаты начали с низов: подьячих, стрельцов и так далее. Начали и… не закончили — нечем.
— И без того в Казенную избу серебро малым ручейком льется, а ты норовишь и тот до дна осушить, — встрял Романов.
— Восемь тыщ и двести семьдесят два рубля с тремя алтынами ныне есть, — уточнил Власьев и развел руками, пожаловавшись: — Но нам Аптекарскому приказу серебра подкинуть надобно, да изрядно, не менее трех тыщ. Скоро иноземным купчишкам травки лечебные заказывать, а за них плату враз подавай, не то вдругорядь откажутся привозить.
— Сбережение же здоровья государыни и будущего государя — дело первостепенной важности, — вставил словцо и Мнишек.
Тогда-то мне и пришла в голову идея насчет экономии. Я хмуро покосился на ясновельможного, торжествующе взирающего на меня (мол, снова я тебя уел), и задумчиво протянул:
— Кто бы спорил. А что за травы такие? Может, их и на Руси можно прикупить, чтоб подешевле?
Власьев пожал плечами, а Романов сердито заявил, обращаясь ко всем:
— Видали? — И, повернувшись ко мне, сердито выпалил: — Нас-то почто вопрошаешь? Чай, ты в нем заглавный, не мы.
— Ладно, разберусь, — покладисто согласился я и после заседания направился прямиком в Аптекарский приказ.
До этого я был в нем всего однажды, заглянув туда на следующий день после того, как меня назначили его начальником. Почему Ксения посоветовала Федору поставить меня рулить именно им, я понял, но возобновлять традиции Семена Никитича Годунова не хотел. Куда проще создать новый приказ, назвав его, ну, скажем, Тайных дел. Этот же пусть так и занимается исключительно лечением царской семьи. А коль с этим лечением вроде бы процесс налажен, к чему соваться, тем более в медицине я ноль.
Да и штат в нем смехотворный — кем командовать-то? Подьячий, толмач, он же переводчик, и заведующий единственной аптекой голландец Аренд Клаузенд, которого, по русскому обыкновению, давно переименовали в Арена Глаза. Ах да, еще и царские медики, но они были на особом положении. Правда, с Клаузендом постоянно контактировали, подавая ему списки необходимых снадобий, отваров и настоев, на основании которых он составлял перечень требуемых закупок и представлял его в приказ. Далее следовало их приобретение, привоз, выдача Аренду, тот все перерабатывал и отдавал лекарям. По сути, обязанность главы Аптекарского приказа сводилась к подмахиванию очередного списка с перечнем нужных компонентов для лекарств.
Ну и зачем я там нужен?
Стоило мне заглянуть в крохотную каморку, которая называлась приказом, как обрадованный подьячий Варлаам Поздеев сунул мне в руки длиннющий свиток — очередной перечень трав, кои надобно закупить. Посмотрев в него и ничего не поняв — какой-то хуперикум перфоратум, какая-то мента пиперита и прочая заумная латынь, — я отодвинул услужливо протянутое перо и спросил: