— Да, Жанна Александровна, жизнь не знает черновиков и репетиций. Ее нельзя переиграть, как в театре, — сказал Бирюков. — Если правильно вас понял, вы ожидали нападения на сейф?
Мерцалова чуть замялась:
— Утверждать, что именно ждала, не могу. Просто было какое-то… предчувствие надвигающейся беды. При крупных денежных операциях у меня часто такое бывает. Страх банкротства, что ли. В подобных ситуациях я обычно просчитываю десятки вариантов и выбираю наименее рискованный. В данном случае было нечто аналогичное. В душе я не теряла надежды на покупку машины. Даже с банком договорилась о наличке на следующий день, хотя для этого потребовалась большая изворотливость. — Жанна открыто посмотрела Бирюкову в глаза. — Вы наверняка думаете, что я хочу выплакаться перед вами. Запуталась, мол, бабочка и, расписавшись в собственном бессилии, приехала к прокурору излить слезу в жилетку. Ради Бога, поверьте, это вовсе не так. Я достаточно умна, решительна и терпелива. В меру своих сил, несмотря на почти невыносимый налоговый пресс, поборы чиновников и всеобщую ненависть к коммерсантам, стараюсь хоть чуточку, хоть что-то доброе сделать для людей. Мне жалко народ, привыкший к скудному существованию и готовый терпеть любые лишения, чтобы только не было богатых мироедов. Понимаю, иными наши люди быть и не могут. Им ведь со школьных лет вдалбливали, что банкир и коммерсант — это кровососы, Мистеры-Твистеры, грабящие сирых и нищих. Вы, прокурор, тоже ведь недолюбливаете нынешнее купеческое сословие?..
Бирюков в ответ улыбнулся:
— Для прокурора все сословия равны. Я не могу любить лишь тех, кто нарушает Закон. И это касается не только частных предпринимателей. С такой же нелюбовью отношусь и к государственным чиновникам, унижающим и обирающим терпеливый российский народ.
— Вам неинтересно слушать меня?
— Мне неинтересны общие рассуждения. Хотелось бы вести разговор ближе к делу.
— Задавайте вопросы. Буду отвечать откровенно, скрывать мне нечего.
— Вы убеждены, что Капелюшный вступил в сговор с преступниками?
— Убеждена.
— Что могло толкнуть его на такой шаг?
— По-моему, Виктора Яновича подвели девочки. Волочился он буквально за каждой юбкой, словно хотел по количеству покоренных женщин войти в книгу Гиннесса. Скорее всего, на этом компромате Капелюшного и подловили мафиози. Стали шантажировать. И Виктор Янович, пытаясь избежать дурной славы, сдался. Для бизнесмена потерять достойное лицо — это, значит, потерять все. С нечистоплотным человеком крупных сделок обычно не заключают.
— Как жена относилась к его похождениям?
— С женой у Капелюшного произошла странная метаморфоза. Вначале он восторгался ею до неприличия, а последний год между ними будто черная кошка пробежала. По моим предположениям, в любовных делах Инга Капелюшная переплюнула своего супруга.
— На чем основаны такие предположения?
— Паша Таловский хорошо знал Ингу еще до замужества, когда она продавала бульварные секс-книжонки в аэропорту Толмачево. Капелюшный переманил ее к себе в секретарши и вдруг женился. На мой вопрос — что это за птичка? — Паша ответил по-солдатски: «Два сапога — пара». Догадываюсь, что слух о побочных утехах супруги дошел до Виктора Яновича и он, как бы в отместку, завел совсем уж юную любовницу.
— Лично вы с Ингой знакомы?
— Относительно. Этакая, знаете ли, молодая породистая телка, для которой любая работа — нож острый. Обожает дорогие наряды, драгоценности и всякий обывательский шик-модерн. Кругозор узкий, как у курицы. Вчера около часа с ней беседовала. Хотелось разузнать о последних днях Капелюшного и его окружении. Совершенно ничего не знает или притворяется незнайкой. Сейчас мучительно соображает, сколько миллионов сколотил Виктор Янович и каким образом перевести наследство на себя.
— А что собой представляет телохранитель Капелюшного?
— Внешностью Денис Слугин не уступает Заливалову. Молодой здоровый мужик. Он не столько охранял Виктора Яновича, сколько сторожил тело его супруги. Инга, видите ли, без охранника боялась ездить по магазинам. Да и в квартире, насколько я поняла, ей было боязно находиться одной. Компании у Капелюшных не переводились. Таловский предполагает, что Слугин каким-то образом замешан в убийстве своего шефа. По-моему, Паша прав. В повадках Дениса есть что-то хищное, хотя умом и смелостью не блещет. Он подходящ для роли тупого исполнителя, когда за спиной стоит волевой хозяин. Капелюшный волевым не был. Значит, Слугин находился под влиянием кого-то другого.
— Инга с Денисом не могли сговориться против Капелюшного?
— Не ошибусь, если скажу, что эта «сладкая парочка» способна на все. В разговоре с Ингой я прозондировала насчет Дениса. Почему, мол, Виктор Янович, оказался без охранника? Всячески стала выгораживать Слугина. Дескать, Капелюшный сам пренебрегал его услугами и из ревности приставил телохранителя к ней, чтобы тот контролировал каждый ее шаг. На первый взгляд есть определенная логика, но я не настолько наивна, чтобы принять это за чистую монету. Знаете, любую женщину, даже самую хитрую, можно всегда уличить в симпатии к тому или иному мужчине. Это заметно и по интонации голоса, и по мелким штришкам внимания и по другим мелочным пустячкам. Так вот, пристально наблюдая за Ингой, я почти на сто процентов убедилась, что у нее с Денисом крутой роман. Не могу сказать, насколько серьезно такое увлечение, но что в основе этой, с позволения сказать, «любви» — богатство Капелюшного, у меня нет никаких сомнений.
— О юной любовнице Виктора Яновича что-нибудь знаете? — снова спросил Бирюков.
Мерцалова недолго помолчала:
— Знаю только, что она студентка торгового института, и Капелюшный соблазнил ее однокомнатной квартирой в центре Новосибирска. Через Таловского я предупредила девочку, чтобы она пожила где-нибудь у подруг, пока не закончится разборка с ее покровителем.
— Считаете, убийство Капелюшного — это разборка?
— Не сомневаюсь ни на йоту.
— А убийство Заливалова?..
— Для меня — загадка. Не пойму, с какой целью он появлялся в райцентре и почему именно здесь, почти на окраине, его застрелили. Мне кажется, это или попытка запутать следствие, или сведение каких-то старых счетов.
— Таловский не ввязался в разборку?
— Нет. Сегодня я запретила Паше влезать дальше в выяснение отношений, хотя кулаки у него чесались.
— Он какое оружие имеет?
— Ничего у Паши нет. Через областное управление милиции я могла бы получить разрешение на пистолет, но Паша наотрез отказался.
— Почему?
— Заявил, что в Афгане досыта настрелялся из «Калашникова». Потом усмехнулся: «Боюсь, по пьянке себе пулю в лоб пущу».
— Так и не избавился от выпивки?
— Увлекаться этим, как прежде, перестал, но срывы бывают. Вчера, например, на поминках Шелковниковой я не доглядела, и Паша хорошо причастился. Состояние нервной системы у него, как говорится, оставляет желать лучшего. Прошлое сказывается. И участие в бессмысленной войне, и былая спортивная слава — все наложилось друг на друга.